Форум » Название подфорума9 » хорошие книги (продолжение) » Ответить
хорошие книги (продолжение)
Вуаля: Житков Борис Степанович Что я видел Цикл рассказов --------------------------------------------------------------------- Книга: Б.Житков. "Что я видел". Рассказы и сказки Для младшего школьного возраста. К ВЗРОСЛЫМ Эта книга - о вещах. Писал я её, имея в виду возраст от трёх до шести лет. Читать её ребёнку надо по одной-две главы на раз. Пусть ребёнок листает книгу, пусть рассматривает, изучает рисунки. Книжки этой должно хватить на год. Пусть читатель живёт в ней и вырастает. Ещё раз предупреждаю: не читайте помногу! Лучше снова прочесть сначала. Автор ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА КАК МЕНЯ НАЗЫВАЛИ Я был маленький и всех спрашивал: "Почему?" Мама скажет: - Смотри, уже девять часов. А я говорю: - Почему? Мне скажут: - Иди спать. А я опять говорю: - Почему? Мне говорят: - Потому что поздно. - А почему поздно? - Потому что девять часов. - А почему девять часов? И меня за это называли Почемучкой. Меня все так называли, а по-настоящему меня зовут Алёшей. ПРО ЧТО МАМА С ПАПОЙ ГОВОРИЛИ Вот один раз приходит папа с работы и говорит мне: - Пускай Почемучка уйдёт из комнаты. Мне нужно тебе что-то сказать. Мама мне говорит: - Почемучка, уйди в кухню, поиграй там с кошкой. Я сказал: - Почему с кошкой? Но папа взял меня за руку и вывел за дверь. Я не стал плакать, потому что тогда не услышу, что папа говорит. А папа говорил вот что: - Сегодня я получил от бабушки письмо. Она просит, чтобы ты с Алёшей приехала к ней в Москву. А оттуда он с бабушкой поедет в Киев. И там он пока будет жить. А когда мы устроимся на новом месте, ты возьмёшь его от бабушки и привезёшь. Мама говорит: - Я боюсь Почемучку везти - он кашляет. Вдруг по дороге совсем заболеет. Папа говорит: - Если он ни сегодня, ни завтра кашлять не будет, то, я думаю, можно взять. - А если он хоть раз кашлянет, - говорит мама, - с ним нельзя ехать. Я всё слышал и боялся, что как-нибудь кашляну. Мне очень хотелось поехать далеко-далеко. КАК МАМА НА МЕНЯ РАССЕРДИЛАСЬ До самого вечера я не кашлянул. И когда спать ложился, не кашлял. А утром, когда вставал, я вдруг закашлял. Мама слышала. Я подбежал к маме и стал кричать: - Я больше не буду! Я больше не буду! Мама говорит: - Чего ты орёшь? Чего ты не будешь? Тогда я стал плакать и сказал, что я кашлять не буду. Мама говорит: - Почему это ты боишься кашлять? Даже плачешь? Я сказал, что хочу ехать далеко-далеко. Мама сказала: - Ага! Ты, значит, всё слышал, что мы с папой говорили. Фу, как нехорошо подслушивать! Такого гадкого мальчишку я всё равно не возьму. - Почему? - сказал я. - А потому, что гадкий. Вот и всё. Мама ушла на кухню и стала разводить примус. И примус так шумел, что мама ничего не слыхала. А я её всё просил: - Возьми меня! Возьми меня! А мама не отвечала. Теперь она рассердилась, и всё пропало! БИЛЕТ Когда утром папа уходил, он сказал маме: - Так, значит, я сегодня еду в город брать билеты. А мама говорит: - Какие билеты? Один только билет нужен. - Ах, да, - сказал папа, - совершенно верно: один билет. Для Почемучки не надо. Когда я это услыхал, что для меня билета не берут, я заплакал и хотел побежать за папой, но папа быстро ушёл и захлопнул дверь. Я стал стучать кулаками в дверь. А из кухни вышла наша соседка - она толстая и сердитая - и говорит: - Это ещё что за безобразие? Я побежал к маме. Бежал и очень плакал. А мама сказала: - Уходи прочь, гадкий мальчишка! Не люблю, кто подслушивает. А вечером папа приехал из города и сразу меня спросил: - Ну, как ты? Кашлял сегодня? Я сказал, что "нет, ни разу". А мама сказала: - Всё равно - он гадкий мальчишка. Я таких не люблю. Потом папа вынул из кармана спичечную коробку, а из коробки достал не спичку, а твёрдую бумажку. Она была коричневая, с зелёной полоской, и на ней буквы всякие. - Вот, - сказал папа, - билет! Я на стол кладу. Спрячь, чтобы потом не искать. Билет был всего один. Я понял, что меня не возьмут. И я сказал: - Ну, так я буду кашлять. И всегда буду кашлять и никогда не перестану. А мама сказала: - Ну что же, отдадим тебя в больницу. Там на тебя наденут халатик и никуда пускать не будут. Там и будешь жить, пока не перестанешь кашлять. КАК СОБИРАЛИСЬ В ДОРОГУ А на другой день папа сказал мне: - Ты больше никогда не будешь подслушивать? Я сказал: - А почему? - А потому, что коли не хотят, чтобы слышал, значит, тебе знать этого не надо. И нечего обманывать, подглядывать и подслушивать. Гадость какая! Встал и ногой топнул. Со всей силы, наверное. Мама прибежала, спрашивает: - Что у вас тут? А я к маме головой в юбку и закричал: - Я не буду подслушивать! Тут мама меня поцеловала и говорит: - Ну, тогда мы сегодня едем. Можешь взять с собой игрушку. Выбери, какую. Я сказал: - А почему один билет? - А потому, - сказал папа, - что маленьким билета не надо. Их так возят. Я очень обрадовался и побежал в кухню всем сказать, что я еду в Москву. А с собой я взял мишку. Из него немножко сыпались опилки, но мама быстро его зашила и положила в чемодан. А потом накупила яиц, колбасы, яблок и ещё две булки. Папа вещи перевязал ремнями, потом посмотрел на часы и сказал: - Ну, что же, пора ехать. А то пока из нашего посёлка до города доедем, а там ещё до вокзала... С нами все соседи прощались и приговаривали: - Ну вот, поедешь по железной дороге в вагончике... Смотри, не вывались. И мы поехали на лошади в город. Мы очень долго ехали, потому что с вещами. И я заснул. ВОКЗАЛ Я думал, что железная дорога такая: она как улица, только внизу не земля и не камень, а такое железо, как на плите, гладкое-гладкое. И если упасть из вагона, то о железо очень больно убьёшься. Оттого и говорят, чтобы не вылетел. И вокзала я никогда не видал. Вокзал - это просто большой дом. Наверху часы. Папа говорит, что это самые верные часы в городе. А стрелки такие большие, что - папа сказал - даже птицы на них иногда садятся. Часы стеклянные, а сзади зажигают свет. Мы приехали к вокзалу вечером, а на часах всё было видно. У вокзала три двери, большие, как ворота. И много-много людей. Все входят и выходят. И несут туда сундуки, чемоданы, и тётеньки с узлами очень торопятся. А как только мы подъехали, какой-то дяденька в белом фартуке подбежал да вдруг как схватит наши вещи. Я хотел закричать "ой", а папа просто говорит: - Носильщик, нам на Москву, восьмой вагон. Носильщик взял чемодан и очень скоро пошёл прямо к двери. Мама с корзиночкой за ним даже побежала. Там, в корзиночке, у нас колбаса, яблоки, и ещё, я видел, мама конфеты положила. Папа схватил меня на руки и стал догонять маму. А народу так много, что я потерял, где мама, где носильщик. Из дверей наверх пошли по лесенке, и вдруг большая-большая комната. Пол каменный и очень гладкий, а до потолка так ни один мальчик камнем не добросит. И всюду круглые фонари. Очень светло и очень весело. Всё очень блестит, и в зелёных бочках стоят деревья, почти до самого потолка. Они без веток, только наверху листья большие-большие и с зубчиками. А ещё там стояли красные блестящие шкафчики. Папа прямо со мной к ним пошёл, вынул из кармана деньги и в шкафчик в щёлочку запихнул деньгу, а внизу в окошечке выскочил беленький билетик. Я только сказал: - Почему? А папа говорит: - Это касса-автомат. Без такого билета меня к поезду не пустят вас провожать. КАКАЯ ПЛАТФОРМА Папа быстро пошёл со мной, куда все шли с чемоданами и узлами. Я смотрел, где мама и где носильщик, но их нигде не было. А мы прошли в дверь, и там у папы взяли билет и сказали: - Проходите, гражданин. Я думал, что мы вышли на улицу, а здесь сверху стеклянная крыша. Это самый-то вокзал и есть. Тут стоят вагоны гуськом, один за другим. Они друг с другом сцеплены - это и есть поезд. А впереди - паровоз. А рядом с вагонами шёл длинный пол. Папа говорит: - Вон на платформе стоит мама с носильщиком. Этот длинный пол и есть платформа. Мы пошли. Вдруг мы слышим - сзади кричат: - Поберегись! Поберегись! Мы оглянулись, и я увидел: едет тележка, низенькая, на маленьких колесиках, на ней стоит человек, а тележка идёт сама, как заводная. Тележка подъехала к маме с носильщиком и остановилась. На ней уже лежали какие-то чемоданы. Носильщик быстро положил сверху наши вещи, а тут мы с папой подошли, и папа говорит: - Вы не забыли? Восьмой вагон. А сам всё меня на руках держит. Носильщик посмотрел на папу, засмеялся и говорит: - А молодого человека тоже можно погрузить. Взял меня под мышки и посадил на тележку, на какой-то узел. Папа крикнул: - Ну, держись покрепче! Тележка поехала, а мама закричала: - Ах, что за глупости! Он может свалиться! - и побежала за нами. Я боялся, что она догонит и меня снимет, а дяденька, что стоял на тележке, только покрикивал: - Поберегись! Поберегись! И тележка побежала так быстро, что куда там маме догнать! Мы ехали мимо вагонов. Потом тележка стала. Тут подбежал наш носильщик, а за ним папа, и меня сняли. У вагона в конце - маленькая дверка, и к ней ступеньки, будто крылечко. А около дверки стоял дядя с фонариком и в очках. На нём курточка с блестящими пуговками, вроде как у военных. Мама ему говорит: - Кондуктор, вот мой билет. Кондуктор стал светить фонариком и разглядывать мамин билет. КАК Я ПОТЕРЯЛСЯ Вдруг, смотрю, по платформе идёт тётя, и на цепочке у неё собака, вся чёрная, в завитушках, а на голове у собаки большой жёлтый бант, как у девочки. И собака только до половины кудрявая, а сзади гладкая, и на хвостике - кисточка из волосиков. Я сказал: - Почему бантик? И пошёл за собакой. Только немножечко, самую капельку пошёл. Вдруг слышу сзади: - А ну, поберегись! Не наш носильщик, а другой прямо на меня везёт тачку с чемоданами. Я скорей побежал, чтобы он меня не раздавил. Тут много всяких людей пошло, меня совсем затолкали. Я побежал искать маму. А вагоны все такие же, как наш. Я стал плакать, а тут вдруг на весь вокзал - страшный голос: - Поезд отправляется... - и ещё что-то. Так громко, так страшно, будто великан говорит. Я ещё больше заплакал: вот поезд сейчас уйдёт, и мама уедет! Вдруг подходит дядя-военный, в зелёной шапке, наклонился и говорит: - Ты чего плачешь? Потерялся? Маму потерял? А я сказал, что мама сейчас уедет. Он меня взял за руку и говорит: - Пойдём, мы сейчас маму сыщем. И повёл меня по платформе очень скоро. А потом взял на руки. Я закричал: - Не надо меня забирать! Где мама? К маме хочу! А он говорит: - Ты не плачь. Сейчас мама придёт. И принёс меня в комнату. А в комнате - тётеньки. У них мальчики, девочки и ещё совсем маленькие на руках. Другие игрушками играют, лошадками. А мамы там нет. Военный посадил меня на диванчик, и тут одна тётя ко мне подбегает и говорит: - Что, что? Мальчик потерялся? Ты не реви. Ты скажи: как тебя зовут? Ну, кто ты такой? Я сказал: - Я Почемучка. Меня Алёшей зовут. А военный сейчас же убежал бегом из комнаты. Тётенька говорит: - Ты не плачь. Сейчас мама придёт. Вон смотри, лошадка какая хорошенькая. КАК Я НАШЕЛСЯ Вдруг я услышал, как на весь вокзал закричал опять этот великанский голос: - Мальчик в белой матросской шапочке и синей курточке, Алёша Почемучка, находится в комнате матери и ребёнка. - Вот, слышишь? - говорит тётенька. - Мама узнает, где ты, и сейчас придёт. Все девочки и мальчики вокруг меня стоят и смотрят, как я плачу. А я уже не плачу. Вдруг двери открылись: прибегает мама. Я как закричу: - Мама! А мама уже схватила меня в охапку. Тётенька ей скорей дверь открыла и говорит: - Не спешите, ещё время есть. Смотрю - и папа уже прибежал. А мама говорит: - Хорошо, что по радио сказали. А то бы совсем голову потеряла. А папа говорит: - С ума сойти с этим мальчишкой! Мама прямо понесла меня в вагон и говорит дяденьке-кондуктору: - Нашёлся, нашёлся... ВАГОН В вагоне - длинный коридор, только узенький. Потом мама отворила дверь, только не так, как в комнате, что надо тянуть к себе, а дверь как-то вбок уехала. И мы вошли в комнату. Мама посадила меня на диван. Напротив тоже диван, а под окошком столик, как полочка. Вдруг в окошко кто-то постучал. Я посмотрел, а там за окном папа. Смеётся и мне пальцем грозит. Я встал ногами на диван, чтобы лучше видеть, а диван мягкий и поддаёт, как качели. Мама сказала, чтобы я не смел становиться ногами на диван, и посадила меня на столик. СОБАЧКА ИНЗОЛ Вдруг я услышал, что сзади кто-то входит. Оглянулся и вижу: это та самая собака с жёлтым бантом, и с ней тётя на цепочке. Я забоялся и поджал ноги, а тётя сказала: - Не бойся, она не укусит. - Почему? - Ах, - сказала тётя, - ты, наверное, и есть Почемучка, который потерялся. Ты - Алёша? Это про тебя радио говорило? Ну да, - говорит, - в белой шапочке и в синей курточке. Тут вошёл к нам дядя, немножко старенький, тоже с чемоданом. А собака на него зарычала. А Собакина хозяйка сказала: - Инзол, тубо! И собака начала дядю нюхать. А дядя свой чемоданчик положил наверх, на полочку. Полочка не дощаная, а из сетки, как будто от кроватки для детей. Дядя сел и спрашивает: - Вы едете или провожаете? Тётя говорит: - Еду. Дядя спрашивает: - Собачка тоже с нами поедет? А этот мальчик ваш? Тётя сказала, что собачка поедет и что собачку зовут Инзол, а моя мама сейчас придёт, а меня зовут Алёша Почемучка. - Ах, - говорит дядя, - это ты от мамы убежал? А теперь, кажется, мама от тебя убежала. Ну что же, - говорит, - поедешь с этой тётей. И со мной. И с собачкой. Я как крикну: - Не хочу! И прямо соскочил со столика и закричал со всей силы: - Мама! Собачка залаяла. Я побежал к двери, собачка тоже. Какие-то чужие там, в коридорчике, и, смотрю, мама всех толкает, бежит ко мне. - Что такое? Ты что скандалишь? Я ведь здесь, дурашка ты этакий! Взяла меня на руки и говорит: - Вон гляди - папа. Сейчас поедем. КАК МЫ ПОЕХАЛИ
Ответов - 5
Джон Милтон: КНИГА ТРЕТЬЯ СОДЕРЖАНИЕ Восседая на Престоле своем, Бог видит Сатану, летящего к новозданному миру, и, указав на него Сыну, сидящему одесную, предрекает успешное совращение рода человеческого Сатаною и разъясняет, что Божественное правосудие и премудрость безупречны, ибо Человек создан свободным и вполне способным противостоять искушению. Однако Он изъявляет намерение помиловать Человека, падшего не по причине прирожденной злобности, как Сатана, но будучи соблазненным им. Сын Божий восхваляет Отца за милость к Человеку, но Господь провозглашает, что милость та не может быть дарована без удовлетворения Божественной справедливости; Человек оскорбил величие Божие, посягнув присвоить себе божественность, а посему осужден со всем потомством на смерть и должен умереть, если не найдется кто-либо, возжелающий искупить за него эту вину и понести кару. Сын Божий выражает готовность добровольно пожертвовать Собой для искупления Человека; Отец принимает жертву, повелевает Сыну воплотиться и превозносит Его надо всеми именами на Небесах и на Земле, повелевает всем Ангелам поклониться Сыну. Повинуясь, Ангелы, объединенным хором, сопровождаемым арфами, воспевают в гимнах Отца и Сына. Тем часом Сатана опускается на поверхность крайней сферы нашей вселенной. Странствуя здесь, он прежде всего находит некое место, названное позднее Лимбом, Преддверьем Суетности. Следует описание лиц и предметов, возносящихся в эту область. Затем Сатана достигает Небесных Врат; следует описание ступеней, ведущих к ним, и вод, обтекающих Небеса. Далее Сатана направляет полет к шару Солнца, встречает Уриила, правителя этой планеты, преображается в младшего Ангела и притворно уверяет Серафима в своем горячем стремлении увидеть новозданный мир и Человека, поселенного на нем Создателем. Он выведывает местонахождение Человека и сперва опускается на гору Нифат. О, Свет святой! О, первенец Небес! Хвала тебе! Дерзну ль неосужденно Лучом совечным Вечному назвать Тебя, когда Господь есть Свет, От века сущий в неподступном свете, А стало быть, о, излученный блеск Субстанции несозданной,- в тебе! Эфира ли ты чистое струенье? Но кто укажет мне, где твой исток? Ты прежде Солнца пребывал и Неба И, повинуясь голосу Творца, Подобно ризам юный мир облек, Возникший из безвидной пустоты Безмерной,- мир глубоких, черных вод. Стигийскую пучину миновав, Покинув тьму, где долго я блуждал, На смелых крыльях возвращаюсь вновь К тебе. Летя сквозь мрак и полумрак, Ночь древнюю и Хаос я воспел Не на Орфеев лад, на лад иной. Нет! Музою небесной умудрен, Спускался я в провалы темноты Отважно и оттуда восходил Опять к высотам. Труден этот путь И необычен. Снова я обрел Тебя и воскрешающую мощь Твоей лампады чую, но глаза Ты никогда мои не посетишь. Вотще они вращаются, ища Всепроникающих твоих лучей, Не находя и промелька зари; Их погасила темная вода, А может, бельма плотные. Но все ж Я, возлюбив священные напевы, Паломничества не прерву в страну, Где обитают Музы, где ручьи Прозрачные, тенистые леса И солнцем напоенные холмы. Но предпочтительно к тебе, Сион, К источникам, которые в цветах, У твоего подножия журчат Святого,- я ночами уношусь, Нередко вспоминая двух мужей Слепых: Тамириса и Меонида, С которыми сравнялся я судьбой; О, если б равной славы мне достичь! - И думаю о древних двух волхвах: Финее и Тересии. Мой дух Тогда питают мысли и невольно Рождают гармонический напев. Так птица в непроглядной тьме поет Бессонная и, средь густых теней Укрытая, свою ночную трель Выводит. Наступают каждый год Весна и лето, осень и зима, Но никогда не возвратится день Ко мне. Я не увижу никогда Блаженных смен восходов и закатов, Ни вешних цветников, ни летних роз, Ни тучных стад, ни дивных лиц людских. Подобно туче, беспросветный мрак Меня окутал; от мирской стези. Кипучей отстранил навек меня, И Книга, по которой изучать Я мог Природы дивные дела, Померкла, выскоблена и пустых Страниц полна; закрыты, для слепца, Одни из врат Премудрости навек. Тем ярче воссияй, Небесный Свет, Во мне и, силы духа озарив, Ему - восставь глаза; рассей туман, Дабы увидел и поведал я, То, что узреть не может смертный взор. С пречистой, эмпирейской высоты, С Престола наивысшего, Отец Всемощный, глядя вниз, обозревал Свое творенье и дела Своих Созданий. Словно звезды, без числа Толпясь вокруг Творца, Небесный сонм Святой, при созерцанье Божества, Блаженствовал безмерно. Сын Его Единый одесную восседал,- Господней славы образ лучезарный. Творец на Землю взоры преклонил И наших прародителей чету Вдали узрел,- единственных людей, В ту пору населявших райский сад, Вкушавших там бессмертные плоды Любви непревзойденной, несравненной И непрерывно длящихся утех, В отрадном одиночестве. Затем На Ад и на пучину Он воззрел Окружную, приметил Сатану: Меж башнями Небес и царством Ночи Парил скиталец в сумрачной среде, Усталые крыла сложить стремясь, Дабы нетерпеливою пятой На почву мира нового ступить, Нагого, сходного с материком, Укрытым средь стихий, но небосвода Лишенным, и нельзя определить: Воздушный или водный океан Глухие омывают берега. И со Своей взирая высоты, Откуда настоящее Ему, Грядущее и прошлое ясны, Провидчески промолвил Сыну Бог: "- Мой Сын единородный! Убедись В свирепом рвенье Нашего Врага. Ни предписанья строгие Мои, Ни все преграды Ада, ни цепей Железо, ни бездонная пучина, Его не удержали; злобный Дух Отчаянною жаждою влеком Отмщенья, но обрушится оно На голову мятежника. Теперь В пределах света он летит, вблизи Небес, к недавно созданной Земле, Он Человека силой погубить Замыслил, или хуже - соблазнить, Употребив коварство и обман. И соблазнит. Беспечно и легко, Поддавшись лживой лести, Человек Не соблюдет единый Мой запрет, Единый послушания залог, И со своим потомством совокупно Изменчивым - падет. По чьей вине? Ужели не по собственной? В удел Я все неблагодарному отвел, Чем он владеть способен; Я благим Его и чистым создал; волю дал Свободно Зло отвергнуть или пасть. Таков закон для сотворенных Мной Эфирных Сил и Духов; как для тех, Что пали, так для тех, что Мне верны Остались. Преступить ли, устоять - От них зависело. Как бы могли, Не будучи свободными, любовь Свою ко Мне бесспорно доказать, И преданность, и верность? Если б долг Они осуществляли принужденно, Не следуя хотенью своему, А лишь необходимости одной, В чем их была б заслуга? Разве Мне Смиренье мило, если воля, разум (Ведь разум - это тот же вольный выбор) Бездейственны, бессильны, лишены Свободы выбора, свободной воли, Не мне, а неизбежности служа? Я справедливо создал их. Нельзя Им на Творца пенять и на судьбу И виноватить естество свое, Что, мол, непререкаемый закон Предназначенья ими управлял, Начертанный вселенским Провиденьем. Не Мною - ими был решен мятеж; И если даже знал Я наперед - Предвиденье не предрешало бунта; И не провиденный, он все равно Свершился без вмешательства Судьбы. Без принужденья, без неизбежимых Предначертаний, Духи предались В суждениях и выборе - греху. На них вина. Они сотворены Свободными; такими должно им Остаться до поры, пока ярмо Не примут сами рабское; иначе Пришлось бы их природу исказить, Ненарушимый, вечный отменив Закон, что им свободу даровал. Избрали грех - они; самих себя Разврату и обману обрекли, Зачинщиками став. Но Человек Падет, прельщенный ими; посему Его помилую, но Духам Зла Прощенья нет. Мой справедливый суд И милосердье славу приумножат Мою - на Небесах и на Земле, Но первым и последним будет свет Ярчайший - милосердия сиять". Пока Творец глаголил, аромат Амврозии овеял Небеса, Сладчайшим счастьем новым упоив Блаженных Духов избранных; но Сын Был славой несравненной озарен; Вся суть Отца отобразилась в Нем. Святое состраданье лик Его Являл, неистощимую любовь И милость беспредельную; излил Он чувства эти, обратись к Отцу: "- Отец мой! Завершил Ты приговор Державный - милосердно: обретет Пощаду Человек! Тебе хвалы Провозгласят и Небо и Земля В несметных песнопениях священных И гимнах, вкруг престола Твоего, Из века в век Творца превознося. Возможно ли, чтоб Человек погиб, Юнейшая из тварей, младший сын Любимый Твой, хотя бы даже он, Обманом соблазненный, согрешил В безумии своем? О, Ты далек, Далек от этой мысли, мой Отец! Ты всех своих созданий Судия Непогрешимый, праведный; ужель Дозволишь Ты Врагу осуществить Его стремленья, обратить в ничто Твой Промысел благой, а силы Зла Победно разнуздать? Неужто Враг, Пускай для горшей кары, но гордясь Отмщеньем, увлекая заодно Весь род людской, который он растлил, Вернется в бездну Адскую? Неужто Из-за него Ты уничтожишь Сам Созданье, сотворенное Тобой Для славы Собственной? Такой исход Сомненью бы кощунственно подверг Величие и благость Божества И предал бы хуле неотвратимой!" "- О Сын! - Господь ответствовал.- Души Моей отрада, отпрыск недр Моих! Единый Ты - Моя Премудрость, Мощь Творящая и Слово! Глубину Моих решений вечных Ты постиг И выразил: погибнет Человек Не до конца. Желающий спастись Спасение обрящет, но отнюдь Не волей собственной, но лишь Моим, Даруемым свободно милосердьем. Жестоко истощенные в плену Греха, среди разнузданных страстей, Людские силы жалкие опять Восставлю Я, да, подкрепленный Мной, Он со смертельным встретится Врагом На равных основаньях, да поймет, Мной подкрепленный, что ослаблен он, Ослушник падший, что обязан Мне Спасением - иному никому! Я милости особой удостою Избранников немногих; таково Мое соизволенье. Остальных Не перестану обличать в грехах, Дабы разгневанное Божество Просили о прощении, пока Еще не поздно, и Господь благой Их милосердно призывает. Мрак Людских умов я просветлю, смягчу Сердца их каменные, побудив Раскаяться, покорствовать, молить. К раскаянью, покорству и мольбам Чистосердечным Я не буду глух И слеп. Я в души Совесть им вселю,- Вождя и Судию. Кто внемлет ей, От света к свету следуя, стремясь К заветной цели, тот себя спасет. Но презирающий долготерпенье Создателя и пренебрегший Днем Прощения - не будет пощажен. Пускай ожесточенные сердца Ожесточатся пуще, слепота Усугубится, дабы глубже пал Ослушник, спотыкаясь. Лишь таким Прощения не будет. Но не всє Сказал Я: Человек, поправ запрет, Растопчет верность; отвергая власть Верховную Небес и возжелав Сравниться с Богом, он последних благ Лишится. Нечем будет искупить Ему свою измену, посему Он обречен распаду. Умереть Должны и он, и отпрыски его; И либо Справедливость, либо он Умрет, когда не сыщется другой, Достойный, кто в замену б захотел Себя охотой в жертву принести Суровому закону: смерть за смерть. Ответьте, Силы горние: любовь Найдется ли такая? Кто из вас Решится тленным стать, чтоб смертный грех Омыть людской? Кто праведный спасет Неправедного? Есть ли в Небесах Столь всеобъемлющее состраданье?" Он вопросил, но Эмпирей молчал. Небесный хор немотствовал. Никто За Человека выступить не смел, Тем более - вину его принять Смертельную, возмездие навлечь На собственную голову. И так, Неискупленным должен род людской, На Ад и Смерть сурово осужденный, Погибнуть, но предстательство Свое Сын Божий, воплощенье полноты Любви божественной,- возобновил: "- Изрек Ты, Отче: милости лишен Не будет Человек. Ужель она Его минует, из Твоих гонцов - Быстрокрылатейшая и ко всем Твореньям находящая пути, Предупреждая просьбы и мольбы? Сколь счастлив Человек, что ей призыв Не надобен и что сама собой Приходит милость! Гибнущий в грехах, Не в силах, умирая, он снискать Твою помогу, искупить вину Молитвами и жертвами. Взгляни На Сына! Предлагаю жизнь за жизнь. Взамен его - меня прийми. Твой гнев Пускай меня карает. Человеком Меня сочти; я, из любви к нему, Твое покину лоно; отрешусь От славы, разделяемой с Тобой, И за него умру охотно. Пусть Смерть источит неистовство на мне. Недолгий срок пребуду я в ярме Ее угрюмой власти. Ты мне дал Жизнь вечную; в Тебе я вечно жив И, Смерти подчинившись, ей отдам Лишь смертное во мне. Когда же долг Я уплачу, Ты в мерзостном гробу Меня поживой Смерти не оставишь, Мой чистый дух истленью не предашь. Победно я воскресну, покорив Смерть - покорительницу, отниму Добычу у нее, которой так Она гордилась. Раны понеся Смертельные, посрамлена, лишась Губительного жала, Смерть во прах Повергнется, а я плененный Ад С триумфом повлеку через простор Воздушный, силам адским вопреки, И властелинов мрака предъявлю Тебе в цепях. Возрадовавшись, Ты С улыбкой на меня с Небес воззришь. Я уничтожу всех моих врагов, Последней - Смерть, и труп ее заполнит Могилу. Окруженный сонмом душ, Спасенных мной, на Небо я вернусь, Где долгий срок отсутствовал, и вновь Увижу, Отче, Твой безгневный лик, Не помраченный боле. Гнев навек Исчезнет; воцарится близ Тебя Одно лишь совершенное блаженство!" Он смолкнул, но в молчанье кроткий взор Безмолвно говорил, дыша любовью Бессмертной - к смертным людям; превзойти Сыновье послушанье лишь могло Любовь такую. В жертву принося Охотно, радостно Себя, Он ждал Решения Всевышнего Отца. Все Небо изумилось, дивный смысл И цель происходящего постичь Не в силах, но Господь провозгласил: "- О, Ты, единый, здесь и на Земле, Возмездие готовый отвести От грешников и мир восстановить! Моя утеха! Ведомо Тебе, Сколь Мне созданья дороги Мои, Средь них - особо дорог Человек, Последним сотворенный. Для него С Тобой расстанусь, от Моей десницы И от груди на время отрешу Тебя, дабы спасти погибший род. Лишь Ты его способен искупить. Поэтому, Свою соединив Природу с естеством людским, живи Среди Людей, как смертный человек. Чудесно Девой будешь Ты рожден В урочный срок. Принадлежа к сынам Адамовым, возглавишь род людской, Погубленный Адамом, заменив Ослушника - собой. Ты возродишь, Как новый корень, тех, кому спастись Еще возможно; вне Тебя же - нет Спасения. Адамовым грехом Все отпрыски его отягчены; Твой подвиг только тех освободит, Кто, от своих отрекшись дел - дурных И добрых,- возжелает жить в Тебе, Свет новой жизни от Тебя прияв. По высшей правде - должен заплатить За человека - человек; судим Он будет и умрет; потом, воскреснув, Он воскресит собратьев, дорогой Ценою жизни искупленных. Так, Любовь Небесная свирепый Ад Повергнет, осудив себя на смерть И жертвою бесценной искупив Все, что легко свирепый Ад сгубил И губит ныне тех, кто благодать Снискать бы мог, но наотрез отверг. Принятьем плоти естество Свое Не исказишь и не унизишь Ты. Мне равный, царствующий наравне Со Мной в сиянье славы, разделяя Блаженство Божеское,- этот блеск Ты покидаешь, дабы мир спасти. Заслугою превыше, чем рожденьем, Ты - Божий Сын, и доброта Твоя Дороже, чем могущество и власть; Сияние Твоей любви сильней Сиянья славы; Ты, уничижась, К высотам Трона Моего взнесешь Свою людскую суть, чтоб во плоти Державствовать, как Человек и Бог. Сын Человеческий, Сын Божий,- Ты Миропомазанник, вселенский Царь. Возвысясь подвигом, вовеки правь! Тебе - всю власть вручаю. Будь главой Начал и Сил, Престолов и Господств! На Небе, на Земле, в подземной тьме Геенны, да пригнется пред Тобой Колено каждое! Когда с Небес Ты явишься, во славе, в облаках, И возвестить Архангелам велишь Твой Страшный Суд,- живые восспешат Со всех сторон, и встанут мертвецы Истекших всех столетий, ото сна Разбуженные зычным зовом труб; Дурных людей и Ангелов судить В кругу святых Ты станешь; виноватых Твой правый приговор низвергнет в Ад; Наполнясь, он заикнется навсегда; А мир сгорит. Из пепла и золы Возникнут снова Небо и Земля,- Обитель праведников, где они Дни золотые, после долгих мук, И золотые, славные дела, Возвеселясь в любви и правде, узрят. Ты царский сложишь скипетр; в нем нужды Нет более: Бог будет Всє во Всєм. Того же, кто согласен умереть, Дабы сие свершилось,- возлюбите, О божества! - и чтите, как Меня". Едва изрек Творец, как прогремел Ликующий, тысячезвучный клич Средь Ангельского сонма. Стройный хор Несметных, сладкопевных голосов Восторженной "осанной" огласил Весь Эмпирей. Смиренно преклонясь К подножьям Тронов Сына и Отца, Слагают Ангелы венки свои, Где золото и вечный амарант Сплелись; тот амарант, что цвел в Раю, Близ Древа жизни, но когда Адам Ослушался,- на Небо снова взят, Прародину свою; теперь цветок Источник жизни снова осенил, Где волны амбры средь Небес влечет Блаженная река, среди полей Элизия. Невянущим Цветком Благие Духи кудри украшают Лучистые свои; теперь венки Устлали пол, сверкавший в багреце Душистой россыпи небесных роз, Улыбчиво - подобно морю яшм. Позднее Духи, увенчавшись вновь, За арфы гармоничные взялись, Что, золотом горя, висят у них, Как тулы, сбоку; сладостный аккорд Симфонии начальной возбудил Восторг высокий. Дивно зазвучал Священный гимн; слились все голоса В едином хоре; не молчит никто. Так слаженно поют на Небесах. Сперва Тебя, Отец, воспели, Царь Всесильный, бесконечный, неизменный, Бессмертный, вечный, сущего Творец, Источник света, но незримый Сам, Когда Ты восседаешь в вышине, На неприступном Троне, средь лучей Струящихся. Но если яркий свет Ослабишь Ты и риз Твоих края Мелькнут меж туч, облекших Твой Престол Ковчегом лучезарным,- этот блеск Слепит все Небо; взора не прикрыв Крылами, самый светлый Серафим Приблизиться к Престолу не дерзнет. Затем Тебя воспели, первозданный, Подобный Богу, Им рожденный Сын. Нескрытый облаками облик Твой Являет всемогущество Отца, Которого воочью увидать Не может никакое существо. Почиет отблеск славы на Тебе Господней; Божий Дух в Тебя вселен. Твоей десницей сотворил Господь И Небеса Небес, и сонмы Сил Небесных и низверг Твоей десницей Мятежников смятенных в оный день, Когда, громов Отцовских не щадя И колесницы огненной разбег Не замедляя. Неба вечный свод Поколебав, Ты мчался по хребтам Бегущих врассыпную бунтарей. С победой Ты вернулся, и войска Небесные прославили Тебя, Единый Сын Отцовской мощи. Мстишь Ты беспощадно всем Его врагам,- Не Человеку, что попрал запрет, Поддавшись вероломству. О Отец Всемилостивый! Ты не осудил Сурово грешника, но сострадал О нем. Единый Сын любимый Твой, Едва узрел, что Ты суровый суд Над слабой тварью умягчить готов И клонишься к пощаде; утишить Стремясь Твой гнев и завершить борьбу Меж справедливостью и милосердьем, Что отражалась на Твоем челе,- Он, жертвуя блаженством: быть вторым, С Тобою рядом,- смерти предает Себя, дабы людскую искупить Вину. О, беспримерная любовь, Лишь Божеству доступная! Хвала Тебе, о Божий Сын, Спаситель наш! Отныне этих песен родником Твое да будет имя. Никогда Не перестанет арфа прославлять Моя,- Отца и Сына нераздельно! При звуках гимнов радостно текли В надзвездной сфере, в Небесах, часы Благие. Той порою Сатана Ступил на твердый, мрачный, полый шар, Что меньшие, лучистые вмещал Шары, от Ночи древней оградив И Хаоса. Издалека округла Поверхность шара внешнего, вблизи Предстала плоской сумрачной страной, Пустынной, дикой ширью, без границ, Затерянной в ночной, беззвездной тьме И окруженной завываньем бурь Неистового Хаоса; таков Был негостеприимный материк. Лишь с краю одного едва сквозил Далекий отблеск от Небесных стен, И вихрь не столь свирепо там ревел. Здесь Враг шагал привольно, словно гриф Имауса, чьи снежные хребты Стоят преградой на стезе татар Кочующих; от скудных скал родных, Где нет поживы, хищник прочь летит На поиски барашков и козлят, К верховьям Ганга и Гидаспа - рек Индийских, где пасутся их стада, В нагорьях, но садится отдохнуть Среди пути, на степи Сериканы, Где легкий, тростниковый свой возок Китаец, парусами оснастив, По ветру мчится. Так скитался Враг Совсем один, в пустыне, что была, Как море, ветром вздыблена, ища Добычи; одиноко он шагал, Затем что не было еще в ту пору Ни мертвых, ни живых созданий здесь. Впоследствии, когда насытил грех Тщеславием деяния людей, Проникли, как воздушные пары, Сюда - все воплощенья суеты, Все временные, бренные свершенья, А заодно - и те, кто возлагал На них надежду: славу обрести Бессмертную и счастье, в бытии Земном и замогильном, кто хвалу Снискать людскую тщился, кто сполна Награду в здешней жизни одержал - Прискорбных предрассудков порожденья И рвения слепого; все они Теперь стяжают подлинную мзду Пустую, по деяньям их пустым. То, что Природой не завершено И создано нескладно: недоноски, Ублюдки и уродцы, на Земле Излишние, слетаются сюда И своего уничтоженья ждут, Бродя бесцельно здесь, не на Луне, Как некоторым грезилось порой; Нет, лунные поля из серебра - Жилище тварей более достойных, Верней всего,- убежище святых И Духов, чей состав переходной Меж Ангельским составом и людским. Сначала в этот край перенеслись От брака сыновей и дочерей Неравного рожденные сыны - Гиганты древности, в былых веках Прославленные за напрасный труд; Явились те, что в суетной тщете В долине Сеннаарской возвели Близ Вавилона башню и теперь Готовы снова башни воздвигать, Когда бы строить было из чего. Врозь, чередом являлись: Эмпедокл, Что в кратер Этны прыгнул, божеством Желая почитаться; Клеомброт, В морскую глубь нырнувший, чтоб скорей В Платоновский Элизиум попасть. Но долго было б всех перечислять Зародышей, кретинов, дурачков, Отшельников, монахов - белых, черных И серых - лицемеров и святош, Со всею их обманной мишурой; Паломники забрались в эту даль, Что мертвого искали на Голгофе Христа, живущего на Небесах; Здесь те, кто в смертный час напялил рясу, Мечтая в рай попасть наверняка, В сутане Доминика, в клобуке Франциска. Вот круги семи планет Они минуют, круг недвижных звезд И свод кристальный, чей противовес Попятный ход планет определяет, Своим вращеньем равновесье тверди, Как судят многие; и наконец,- Круг перводвигателя; мнится им, Что у калитки Врат Небесных ждет Их сам Апостол Петр с ключом в руке. Они заносят ногу на ступень Небесной лестницы, но встречный вихрь Могущественный их сдувает прочь В пустынный мрак, на десять тысяч лиг. Вы наблюдать могли бы, как летят, Вертясь и разрываясь на клочки, Сутаны, капюшоны заодно С владельцами; как четки, буллы, мощи, Обрывки индульгенций, лоскуты Помилований мчатся кувырком, Уносятся в изнанку мира, в Лимб, В окраину, которая с тех пор Зовется "Рай глупцов"; она пока Безлюдна и безвестна, но поздней Немногим незнакома. Враг набрел На этот шар угрюмый по пути И долго странствовал; но слабый луч, Во мгле блеснув, привлек его, и он, В ту сторону усталые стопы Поспешно устремив, издалека Роскошное строенье увидал, Ступенчатое, ведшее к стенам Небес; венчали верхнюю плиту Как бы врата монаршего дворца; Над ними раззолоченный фронтон Алмазами блистал, и был портал Осыпан самоцветами Востока. Немыслимо воздвигнуть на Земле Ни слабого подобья этих врат, Ни даже кистью их изобразить. По лестнице такой же, вверх и вниз, Сновали толпы Ангелов, когда Иаков от Исава шел в Харран И под открытым небом задремал На поле, возле Луза, и, во сне Ее увидев, молвил, пробудясь: "- Сие Врата Небесные!" Ступени Имели, каждая, свой тайный смысл, А лестница порой скрывалась в Небе. Под ней - сверкало море цвета яшм И жидких перлов; праведников сонм, Покинув здешний мир, переплывал, Ведомый Ангелами, эту хлябь; Иных же над поверхностью морской Несла упряжка огненных коней. Та лестница опущена теперь, Чтоб восхожденьем легким раздразнить Врага, иль, может быть,- печаль разжечь Красою им утраченных навек Небесных Врат. Проем широкий вел От лестницы к Земле, в блаженный край Эдема; шире много той дороги, Что на Синай впоследствии вела, В обетованную страну, Творцом Возлюбленную; Ангелы не раз Туда летали, чтоб осведомить О воле Божьей избранный народ, А Сам Господь с любовию взирал На область: от Панеи, где берет Начало Иордан, до рубежей Святой Земли, с Аравией, с Египтом, Вблизи Вирсавии; и тот проем Тьме полагал предел, как берега Обуздывают бурный океан. С подножья лестницы, на Небеса Ведущей, со ступени золотой, Ошеломленный Сатана глядел На необъятный мир, ему внизу Представший. Так лазутчик, напролет Всю ночь рискуя жизнью, средь глухих И мрачных троп, с рассветом наконец Восходит на высокий холм, и вдруг Его глазам просторы предстают Цветущие неведомой страны Иль город многобашенный, в лучах Восхода, золотящего шпили И купола сверканьем заревым. Таким же изумленьем поражен Был Архивраг, хоть в прошлом созерцал Величие Небес, но красота И совершенство мира, что ему Был явлен, породили в Духе Зла Не столько удивленье, сколько - зависть. Всю сферу оглядел он (без труда,- Поскольку высоко был вознесен Над медленно кружащимся шатром Длиннейшей тени Ночи),- от Весов, От их восточной точки, до Овна, Что Андромеду за рубеж увлек Атлантики, за дальний горизонт. От полюса до полюса обвел Он взором ширь. Внезапно прянул вниз, К светилам ближним. Быстро и легко Сквозь чистый воздух мраморный скользнул, Лавируя среди небесных тел Несметных. Звездами издалека Они ему казались, но вблизи Явились как миры, как острова Блаженные, подобные садам Прекрасным Гесперийским, в старину Прославленным. О рощи и поля Приветные! Долины сплошь в цветах! Вы, острова, блаженные трикраты! Но Сатана не стал разузнавать, Что за счастливцы обитают здесь. Лишь Солнце золотое, из светил Ярчайшее, влечет его; к нему Он мчится, средь вселенской тишины (От центра или к центру, вверх иль вниз, Вширь или вдоль,- определить нельзя). Великого светила он достиг, Сиянье изливавшего на рой Обычных звезд, кружащихся вдали От взора Властелина. Хоровод Созвездий отмеряет плавный ритм Дней, месяцев и лет, вертясь вокруг Источника живительного света, Иль, может, Солнце направляет их Усильем магнетических лучей, Дарящих благотворное тепло Вселенной, проникающих везде,- В земные недра и морскую глубь Незримо. Назначенье таково Чудесное - светлейшей из планет. Враг на нее спустился; в телескоп Обозревая Солнце, астроном Не видывал подобного пятна. Сияло солнечное вещество Невыразимо ярко; ни с одним Металлом или камнем на Земле Сравнить его нельзя, и хоть оно Не однородно - светом налилось Насквозь, как раскаленное железо - Огнем. То золотом, то серебром Оно казалось, а местами блеск Напоминал искрящейся игрой Карбункул, хризолит, рубин, топаз,- Все камни драгоценные, в числе Двенадцати, которыми сверкал Нагрудник Аарона, и еще Тот камень, что существовал в мечтах Верней, чем наяву; искали зря Философы столетьями его, Хоть с помощью всесильного искусства Летучего Меркурия связать Сумели; даже древнего смогли Протея многоликого извлечь Из вод морских, чтоб в кубе перегонном Он прежний принял вид. Немудрено, Что солнечные долы и поля Чистейший источают эликсир, А реки - жидким золотом текут, Когда одним касаньем мастерским Великий химик - Солнце, на таком Огромном расстоянье, в темных недрах, Из разных смесей с влагою земной, Бессчетно драгоценности творит, Столь редкой силы и расцветки пышной. Здесь Дьявол много нового нашел; Ничем не ослепляясь, вдаль и вширь Он смотрит невозбранно: нет препон Для взора, ни теней,- лишь яркий свет, Как на экваторе, в полдневный час, Когда от Солнца падают лучи Отвесные и лишены теней Все темные тела. Здесь, как нигде, Прозрачен воздух; острый взор Врага Благодаря ему так далеко Проник, что различил на горизонте Прославленного Ангела,- того, Которого на Солнце Иоанн Увидел. Отвернулся он лицом, Но по сиянью Враг его узнал, По золотой, из солнечных лучей, Короне, по сверкающим власам, Волною ниспадавшим на плеча Крылатые. Казалось, думал он О важном порученье или был Охвачен созерцаньем. Злобный Дух Возликовал, надеясь обрести Указывателя, который в Рай, В обитель безмятежную людей. Его полет скитальческий направит; Там кончатся его блужданья, там Начнутся беды наши; но, стремясь Опасностей избегнуть и помех, Сперва он вздумал облик изменить И обернулся юным Херувимом, Не из главнейших. Лик его сиял Улыбкою небесной; каждый член Дышал изяществом; так Враг умел Притворствовать. Воздушный ореол Волос, из-под повязки золотой, Ланиты овевал; его крыла Сплошь в блестках золотых, цветным пером Пестрели. Торопливо подобрав Подол, с жезлом серебряным в руках, Он скромно приближался, и, шаги Его заслышав, обратил к нему Блестящий Ангел свой лучистый лик, И тотчас Уриила Враг признал, Архангела, из тех, в числе семи, Ближайших к Богу и Его Престолу, Всегда готовых волю исполнять Господню; это очи Божества, Все Небо облетающие вмиг, Гонцы стремительные, что несут Посланья Божьи - по материкам И океанам, суше и воде. И Сатана сказал: "- Ты, Уриил, Один из тех семи, что предстоят Близ Трона Вседержителя, в лучах Извечной славы; первый из гонцов, Вещающий Всевышнего посланья Всем Небесам высоким, где тебя Сыны Господни в нетерпенье ждут. По Высочайшей воле службу здесь Почетную, наверно, ты несешь: Следишь, как Божье око, за Его Твореньем новым! Дивный этот мир Узреть я жажду и познать. Влечет Меня всего сильнее - Человек, Любимец Божий, баловень Творца, Создавшего все эти чудеса Для Человека. Так желанье жгло Меня, что я пустился в долгий путь, Один, покинув херувимский хор. О светозарный Серафим! Скажи, Какой из этих блещущих шаров Назначен Человеку? Или он Обосноваться вправе на любом? Чтоб явно или тайно созерцать, Ищу того, кому Господь миры Дарует, на щедроты не скупясь. В созданье этом новом, как во всем, Что создано, да возгласим хвалу Зиждителю Вселенной; Он изгнал Врагов мятежных правосудно в Ад, Создав, дабы утрату возместить, Счастливый род людской. Творец премудр!" Так молвил вероломный лицемер Неузнанный. Притворство разгадаю" Ни ангелам, ни людям не дано; Из прочих зол единое оно Блуждает по Земле и, кроме Бога, По попущенью Господа, никем Не зримо; Мудрость бодрствует порой, Но дремлет Подозренье на часах У врат ее, передоверив пост Наивности; незримое же Зло Сокрыто от невинной Доброты. Так был правитель Солнца Уриил Обманут, хоть считался в Небесах Из Духов - самым зорким, и теперь Ответствовал на дерзостную речь Притворщика правдиво, как всегда: "- Прекрасный Ангел! То, что жаждешь ты, Дела Творца узрев, Ему хвалу Воздать,- не порицаемо,- напротив! Тем более, что одинокий путь Предпринял ты, покинув Эмпирей, Чтоб зреть воочью то, о чем другим На Небесах достаточно вполне По описаньям знать. Его дела Воистину чудесны, и глядеть На них - услада; радостно о них С благоговеньем вечно вспоминать. Но чей возможет сотворенный ум Исчислить их, безмерную постичь Премудрость, что их создала, укрыв В глубокой тьме причины всех вещей? Я видел, как бесформенная масса Первоматерии слилась в одно По слову Господа, и Хаос внял Его глаголу; дикий бунт притих, Законам покорясь, и обрела Пределы - беспредельность. Он изрек Вторично - и бежала тьма, и свет Возник; из беспорядка родился Порядок; по назначенным местам Расположились элементы вмиг Тяжелые: Земля, Вода, Огонь И Воздух; квинтэссенция Небес Эфирная умчалась вверх, скруглясь Во множество шарообразных форм,- В скопления неисчислимых звезд. Они, как видишь, по своим орбитам Поныне движутся, и точный ход У каждой. Остальное вещество Вселенную обстало как стеной. На шар взгляни, что яркой обращен К нам стороной и отражает свет, Отсюда льющийся; тот шар - Земля, Обитель Человека. День царит На светлой гемисфере, дабы ночь Не завладела ею, как сейчас Владеет полушарием другим. Но там на помощь ближняя Луна (Так противостоящую звезду Прекрасную зовут) приходит в срок И ежемесячный свершает круг, Исчезнув, нарождается опять; Насытив светом трисоставный диск, Она свой блеск заемный отдает, Служа Земле лампадой, ночь теснит В ее владенья бледные. Смотри, Вон то пятно и есть Адамов Рай, А эта тень - его шалаш. Теперь С пути ты не собьешься, а меня Мой призывает путь". Промолвив так, Он отошел. Глубоко Сатана Склонился, по обычаям Небес, Где высшим Духам низшие - почет И уваженье воздают всегда, И ринулся к земному рубежу С эклиптики. Надеждой на успех Пришпоренный, он за витком виток Стремительно описывал, пока Не приземлился на горе Нифат. КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
Джон Милтон: КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ СОДЕРЖАНИЕ Завидев Эдем, Сатана приближается к тому месту, где должен решиться осуществить дерзновенное предприятие против Бога и людей, возложенное им лишь на свои собственные плечи. Здесь его одолевают сомнения, волнуют страсти: страх, зависть, отчаянье; но в конце концов он утверждается во зле и направляется к Раю. Следует описание вдешнего вида и местоположения Рая. Сатана минует Райскую ограду и в облике морского ворона опускается на макушку Древа познания,- высочайшего в Райском саду. Описание этого сада. Сатана впервые созерцает Адама я Еву, удивляется прекрасной внешности и блаженному состояния" людей, но не изменяет решения погубить Прародителей. Из подслушанной беседы он узнает, что им, под страхом смерти, запрещено вкушать от плодов Древа познания; на этом запрете он основывает план искушения; он хочет склонить их ослушаться. Затем он их на время оставляет, намереваясь иным путем выведать что-либо о положении первой четы. Тем временем Уриил, опустившись на солнечном луче, предупреждает Гавриила, охраняющего Рай, что некий злой Дух бежал из Преисподней и в полдень, в образе доброго Ангела, пролетал через сферу Солнца, направляясь к Раю, но выдал себя, когда опустился на гору, яростными телодвижениями. Гавриил обещался еще до рассвета разыскать притворщика. Наступает ночь. Разговор Прародителей на пути к ночлегу; описание их кущи, их вечерней молитвы. Гавриил выступает со своими отрядами в ночной дозор вокруг Рая; он шлет двух могучих Ангелов к Адамовой куще, опасаясь, что упомянутый злой Дух может причинить вред спящей чете. Ангелы находят Сатану, который, оборотясь жабой, прикорнул над ухом Евы, желая соблазнить ее во сне. Они ведут сопротивляющегося к Гавриилу. Допрошенный Архангелом Сатана отвечает ему презрительно и вызывающе, готовится к битве, но небесное знамение останавливает Врага, и он поспешно удаляется из Рая, Где глас остереженья: "- Горе вам, Живущим на Земле!" - глас, что гремел В ушах того, кому средь облаков Был явлен Анокалипсис, когда С удвоенной свирепостью Дракон, Вторично пораженный, на людей Обрушил месть? О, если б этот глас, Доколь еще не поздно, остерег Беспечных Прародителей, они От скрытого Врага и от сетей Погибельных его могли б спастись. Ведь распаленный злобой Сатана Явился в первый раз не обвинить, Но искусить, дабы на Человеке, Невинном, слабом, выместить разгром Восстанья первого и ссылку в Ад. Но Враг не рад, хотя и цель близка. Он, от нее вдали, был дерзок, смел, Но приступает к действиям, не льстясь Успехом верным, и в его груди Мятежной страшный замысел, созрев, Теперь бушует яростно, под стать Машине адской, что, взорвав заряд, Назад отпрядывает на себя. Сомнение и страх язвят Врага Смятенного; клокочет Ад в душе, Спим неразлучный; Ад вокруг него И Ад внутри. Элодею не уйти От Ада, как нельзя с самим собой Расстаться. Пробудила Совесть вновь Бывалое отчаянье в груди И горькое сознанье: кем он был На Небесах и кем он стад теперь, Каким, гораздо худшим, станет впредь. Чем больше злодеянье, тем грозней Расплата. На пленительный Эдем Не раз он обращал печальный взор, На небосвод, на Солнце поглядел Полдневное, достигшее зенита, И после долгих дум сказал, вздохнув: "- В сиянье славы царского венца, С высот, где ты единый властелин, Обозревая новозданный мир, Ты, солнце, блещешь словно некий бог И пред тобою меркнет звездный сонм. Не с дружбою по имени зову Тебя; о нет! Зову, чтоб изъяснить, Как ненавижу я твои лучи, Напоминающие о былом Величии, когда я высоко Над солнечною сферою сиял Во славе. Но, гордыней обуян И честолюбьем гибельным, дерзнул Восстать противу Горнего Царя Всесильного. За что же? Разве Он Такую благодарность заслужил, В столь превысоком чине сотворя Меня блистательном и никогда Благодеяньями не попрекнув, Не тяготя повинностями. Петь Ему хвалы - какая легче дань Признательности, должной Божеству? Но все Его добро лишь зло во мне Взрастило, вероломство разожгло. Я, вознесенный высоко, отверг Любое послушанье, возмечтал, Поднявшись на еще одну ступень, Стать выше всех, мгновенно сбросить с плеч Благодаренья вечного ярмо Невыносимое. Как тяжело Бессрочно оставаться должником, Выплачивая неоплатный долг! Но я забыл про все дары Творца Несметные; не разумел, что сердце Признательное, долг свой осознав, Его тем самым платит; что, сочтя Себя обязанным благодарить Всечасно, в благодарности самой Свободу обретает от нее. Ужели это тяжко? О, зачем Я не был низшим Ангелом? Тогда Блаженствовал бы вечно и меня Разнузданным надеждам и гордыне Вовеки б развратить не удалось! Но разве нет? Иной могучий Дух, Подобный мне, всевластья возжелав, Меня бы так же в заговор вовлек, Будь я и в скромном ранге. Но соблазн Мне равные Архангелы смогли Отвергнуть, защищенные извне И изнутри противоискушеньем. А разве силой ты не обладал И волею свободной - устоять? Да, обладал. На что же ропщешь ты? Винишь кого? Небесную любовь, Свободно уделяемую всем? Будь проклята она! Ведь мне сулят, Равно любовь и ненависть, одно Лишь вечное страданье. Нет, себя Кляни! Веленьям Божьим вопреки, Ты сам, своею волей, то избрал, В чем правосудно каешься теперь. Куда, несчастный, скроюсь я, бежав От ярости безмерной и от мук Безмерного отчаянья? Везде В Аду я буду. Ад - я сам. На дне Сей пропасти - иная ждет меня, Зияя глубочайшей глубиной, Грозя пожрать. Ад, по сравненью с ней, И все застенки Ада Небесами Мне кажутся. Смирись же наконец! Ужели места нет в твоей душе Раскаянью, а милость невозможна? Увы! Покорность - вот единый путь, А этого мне гордость не велит Произнести и стыд перед лицом Соратников, оставшихся в Аду, Которых соблазнил я, обещав Отнюдь не покориться - покорить Всемощного. О, горе мне! Они Не знают, сколь я каюсь в похвальбе Кичливой, что за пытки я терплю, На троне Адском княжеский почет Приемля! Чем я выше вознесен Короною и скипетром,- паденье Мое тем глубже. Я превосхожу Других,- лишь только мукой без границ. Вот все утехи честолюбья! Пусть Я даже покорюсь и обрету Прощенье и высокий прежний чин; С величьем бы ко мне вернулись вновь И замыслы великие. От клятв Смиренья показного очень скоро Отрекся б я, присягу объявив Исторгнутой под пытками. Вовек Не будет мира истинного там, Где нанесла смертельная вражда Раненья столь глубокие. Меня Вторично бы к разгрому привело Горчайшему, к паденью в глубину Страшнейшую. Я дорогой ценой Купил бы перемирье, уплатив Двойным страданием за краткий миг. О том палач мой сводом, посему Далек от мысли мир мне даровать, Настолько же, насколько я далек От унизительной мольбы о мире. Итак, надежды нет. Он, вместо нас, Низвергнутых, презренных, сотворил Себе утеху новую - людей И создал Землю, ради них. Прощай, Надежда! Заодно прощай, и страх, Прощай, раскаянье, прощай, Добро! Отныне, Зло, моим ты благом стань, С Царем Небес благодаря тебе Я разделяю власть, а может быть, Я больше половины захвачу Его владений! Новозданный мир И человек узнают это вскоре!" Лицо Врага, пока он говорил, Отображая смену бурных чувств, Бледнело трижды; зависть, ярый гнев, Отчаянье,- притворные черты Им принятой личины исказив, Лжеца разоблачили бы, когда б Его увидеть мог сторонний глаз: Небесных Духов чистое чело Разнузданные страсти не мрачат. Враг это знал; он обуздал себя, Спокойным притворившись в тот же миг. Он самым первым был - Искусник лжи,- Кто показным святошеством прикрыл Чреватую отмщеньем ненасытным Пучину злобы; но ввести в обман Он Уриила все же не сумел, Уже предупрежденного, чей взор Следил за тем, как ниспарил летун На гору Ассирийскую, и там, Преобразясь внезапно, принял вид, Блаженным Духам чуждый; Уриил Приметил искаженное лицо И дикие движенья Сатаны, Который полагал, что здесь никто Его не видит. Продолжая путь, Он под конец достигнул рубежа Эдема, где отрадный Рай венчал Оградою зеленой, словно валом, Вершины неприступной плоский срез. Крутые склоны густо поросли Кустарником причудливым; подъем Сквозь дебри эти был неодолим. Вверху в недосягаемую высь Вздымались купы кедров, пиний, пихт И пальм широколистых; пышный зад Природный, где уступами ряды Тенистых кроя вставали друг за другом, Образовав амфитеатр лесной, Исполненный величия; над ним Господствовал зеленый Райский вал; Наш Праотец оттуда, с вышины, Осматривал окружные края Обширные, простертые внизу. За этим валом высилась гряда Деревьев дивных, множеством плодов Унизанных; в одно и то же время Они плодоносили и цвели, Пестрея красками и золотясь Под солнцем, что на них свои лучи Лило охотней, чем на облачка Закатные, сверкало веселей, Чем на дуге, воздвигнутой Творцом, Поящим Землю. Чудно хороша Была та местность! Воздух, что ни шаг, Все чище становился и дышал Врагу навстречу ликованьем вешним, Способным все печали исцелить, За исключением лишь одного Отчаянья... Игрою нежных крыл Душистые Зефиры аромат Струили бальзамический, шепча О том, где эти запахи они Похитили. Так, после мыса Доброй Надежды, миновавши Мозамбик, В открытом океане моряки Сабейский обоняют фимиам, От северо-востока ветерком Привеянный, с пахучих берегов Аравии Счастливой, и тогда На много лиг свой замедляют ход, Чтоб дольше пряным воздухом дышать, Которым даже Океан-старик С улыбкой наслаждается. Точь-в-точь Такой же запах услаждал Врага, Явившегося отравить его, Хоть был он и приятен Сатане, Не то что Асмодею - рыбный дух, Из-за которого покинул бес Товитову невестку и бежал Из Мидии в Египет, где в цепях Заслуженную кару он понес. В раздумье Сатана, замедлив шаг, К подъему на крутую эту гору Приблизился: дороги дальше, нет, Деревья и кусты переплелись В
Джон Милтон: КНИГА ПЯТАЯ СОДЕРЖАНИЕ Утро приближается. Ева рассказывает Адаму свой тре- вожный сон; огорченный Адам утешает ее. Они приступают к повседневным трудам. Утренний гимн у входа в кущу. Бог, предупреждая возможные в будущем попытки оправдания со стороны Человека, посылает Архангела Рафаила, дабы утвердить Адама в повиновении, поведать ему о свободе воли и уведомить о близости Врага, рассказать, кто он, каковы его цели, а также о прочих предметах, о которых следует знать Адаму. Рафаил нисходит в Рай; его прибытие, замеченное Адамом, сидящим у кущи. Адам встречает Рафаила, приглашает его в свое жилье, угощает лучшими райскими плодами, собранными Евой. Беседа за трапезой. Рафаил, исполняя поручение, напоминает Адаму о его блаженстве в Раю и о злобе Врага. По просьбе Адама объясняя ему, кто таков его Враг, он начинает рассказ от Первого мятежа на Небесах, о том, как Сатана увлек свои легионы на Север, там возмутил их и обольстил всех, кроме Серафима Абдиила. Последний пытается убедить Сатану отречься от своих замыслов, но, не преуспев в этом, покидает стан мятежников. Уже скользя на розовых стопах, С востока утро близилось, на дол Заморские роняя жемчуга, Когда Адам восстал в обычный срок От сна воздушно-легкого; вкушал Он пищу только чистую, и в нем Кровь чистая текла, а потому И сон его от лепета листвы И плеска ручейков, от песни птах Рассветной, меж ветвей, от опахала Аврорина,- развеивался вмиг. С тем большим изумленьем он узрел, Что, кудри в беспорядке разметав, В тревожном сне, с пылающим лицом, Не пробудилась Ева. К ней склонясь, Полупривстав, на локоть опершись, Наш Праотец любовно созерцал Очаровательную красоту Жены прельстительной равно во сне И наяву; он, Евиной руки Едва коснувшись, ласково шепнул, Умильного дыхания нежней, Которым Флору обдает Зефир: "- Прекраснейшая, лучшая моя, Найденная! Последний, лучший дар Небес! Неиссякаемый родник Всє новых нег! Проснись! Уже рассвет В сверканье; освеженные поля Зовут. Мы тратим дивный час, когда Могли б следить, как нежные взошли Растения, как роща расцвела Лимонная, как мирра и тростник Целительный сочатся, как Природа Пестреет вновь, как, прилепясь к цветку, Пчела сосет пахучий, сладкий сок!" Так он шептал; она же обняла Его, промолвив с ужасом в глазах: "- Единственно в тебе заключены Стремленья все мои; единый ты Мое блаженство, слава и покой. Отрадно видеть вновь твое лицо И возвращенье утра! Нынче ночью (Подобной не знавала я досель), В виденье сонном,- если это сон,- Ни ты мне не явился, ни труды Вчерашние, ни замыслы работ Сегодняшных. Обида и тоска, Которых я до этой ночи злой Не ведала, тревожили меня; И мнилось: кто-то ласково шептал Мне на ухо; я думала сперва, Что это голос твой. Он говорил: "- Зачем ты, Ева, спишь? Царит пора Волшебная прохлады и молчанья, Лишь сладостные трели певуна Бессонного, ночного, в тишине, Любовью вдохновленные, звучат. Владычит нолнолунье; мягкий свет Обличье призрачное придает Всему, но тщетно: этого никто Не видит. Недреманные глаза Небес отверсты; чем же любоваться, Как не одной тобой, они хотят, Природы утешеньем? Целый мир, Обвороженный прелестью твоей, Глядит не наглядится на тебя!" Восстала я на этот зов, но ты Отсутствовал; на поиски решась, Одна я долго разными брела Тропинками и очутилась вдруг У Древа запрещенного познанья. Оно прекраснее, чем наяву, Казалось. Я смотрела на него, Дивясь, и вижу: рядом с ним стоит Крылатый некто, жителям Небес Подобный, нам являвшимся не раз; Амврозия сочилась, как роса, С его кудрей; на Древо он глядел И говорил: "- О дивное растенье, Плодами отягченное! Ужель Никем не будешь ты облегчено И не вкусят ни Бог, ни Человек От сладости твоей? Ужель познанье Столь гнусно? Кто усладу запретить Способен? Только Зависть. Налагай Запрет - кто хочет; я не отступлюсь От благ твоих; иначе бы зачем Ты здесь росло!" - Сказав, он плод сорвал Бесстрашно и вкусил. От наглых слов И наглого поступка обмерла В испуге я, но он вскричал: "- О плод Волшебный, сладостный сам по себе, Но сорванный, запрету вопреки, Вдвойне сладчайший! Возбраненный здесь, Ты, верно, предназначен для богов, Но мог бы и людей обожествить. А почему богами им не стать? Чем благо уделяется щедрей, Тем больше множится. Не бедняком Дающий будет, но себе хвалу Стяжает вящую. Так подойди, Сияющее ангельской красой Блаженное созданье! Причастись И ты со мной! Счастливая теперь, Ты можешь быть счастливей во сто крат, Хоть не прибавишь новых совершенств, Вкуси! В кругу богов - богиней стань, Землей не скованная, воспари, Нам уподобясь, взвейся в Небеса, Которых ты достойна, и взгляни На жизнь божеств,- ты так же заживешь!" Сказав, он подступил и часть плода К моим устам приблизил. Аромат Такое вожделение разжег Во мне, что я бороться не могла И соблазнилась. Тотчас к облакам Взлетели мы; простерлась подо мной Поверхность необъятная Земли, - Являя величавый ряд картин Разнообразных. Диву я далась, Витая на подобной высоте. Вдруг спутник мой пропал, и я, стремглав Сорвавшись, погрузилась в забытье. Как рада я о
Джон Милтон: КНИГА ШЕСТАЯ СОДЕРЖАНИЕ Рафаил продолжает повествование о том, как Михаил и Гавриил были посланы биться противу Сатаны и Аггелов его. Описание первого сражения. Сатана и его Силы отступают к ночи; он созывает Совет, придумывает дьявольские машины, с помощью которых, во второй день битвы, приводит Михаила и его Ангелов в замешательство; но последние отрывают от оснований горы и подавляют ими войска и машины Сатаны; однако из-за продолжающегося мятежа Бог на третий день посылает Мессию, Сына Своего, коему предоставляет славу победы. Облечєнный всемогуществом Отца, является Сын на поле боя и повелевает Своим легионам пребывать в бездействии по ею сторону, а Сам, с колесницей и громами, вторгается в середину вражеских Сил, уже неспособных к сопротивлению, гонит их к ограждению Небес; стена разверзается, и враги в смятении и ужасе падают стремглав в уготованную для них бездну - место их казни. Мессия с торжеством возвращается к Отцу. Всю ночь отважный Ангел был в пути И, непреследуемый, пересек Равнину беспредельную Небес, Пока Заре, вращеньем часовым Разбуженной, не довелось открыть Ворота света розовой рукой. Близ Трона Господа, в Святой Горе, Пещера есть, где обитают свет И мрак попеременно и в черед Выходят из нее, производя Приятность различенья в Небесах, Напоминающую день и ночь. Едва лишь свет выходит за порог,- Проскальзывает мрак в другой проем, Чтоб выйти из пещеры в должный срок И твердь собой облечь; однако тьма Небесная могла б сойти легко За полумрак вечерний на Земле; Теперь же, в вышнем Небе, воссиял Всем эмпирейским золотом рассвет; Восточными лучами пронзена, Ночь от него бежала. Абдиил Увидел, что равнина перед ним Необозримая, покрыта вся Блистающими ратями; не счесть Сверкающих доспехов, колесниц И пламенных коней; тысячекратно Блеск отражался блеском. Он узрел Войну вполне созревшую, войну Во всеоружье, и постиг, что весть, С которой торопился в Божий стан, Здесь ведома уже. К рядам собратьев Примкнул он радостно и встречен был Восторгом и хвалой: зане один Из мириад отпавших, не отпал И, Небом не утрачен, воротился. Рукоплеща, его к Святой Горе, К Державному Престолу привели; И некий Голос кроткий с вышины Из золотого облака воззвал: "- Слуга Господень! Ты благую часть Избрал, сразился доблестно в борьбе Прекраснейшей! Противу буйных орд Мятежных одиноко постоял За правду; оказалась речь твоя Сильней, чем их оружье. Ты стерпел, Свидетельствуя правду бунтарям, Всеобщее глумленье, что снести Труднее, чем насилье, но, скрепясь, Ты был одной заботой поглощен, Пред Ликом Бога праведно предстать, Хотя б за это целые миры Сочли тебя преступным. Одержи Теперь победу легкую; в строю Собратьев по оружию вернись К врагам, покрытый славой, много большей, Чем та хула, которой заклеймен Ты был, покинув стан бунтовщиков, И силой нечестивцев обуздай, Отвергших здравый разум и закон Разумный, не желающих признать Царем Мессию, что воспринял власть Ввиду своих достоинств и заслуг Особенных. Ступай же, Михаил, Князь воинства Небесного, и ты, Бесстрашный и по доблести второй, Воитель Гавриил! Сынов Моих Ведите в бой, к победе: тьмы и тьмы Вооруженных, рвущихся на брань, Моих Святых; они числом равны Безбожной, возмутившейся орде! Оружием разите и огнем Безжалостным, гоните за рубеж Небес, от Бога и блаженства прочь, Туда, где ждет их казнь, в бездонный Тартар, Что бездною пылающей готов Бунтовщиков низвергнутых пожрать!" Державный глас умолк; и в тот же миг Густые тучи мглой заволокли Святую Гору; черный повалил Клубами дым, исторгнув пламена, О гневе пробужденном возвестив. Эфирная, с вершины, из-за туч, Еще ужасней грянула труба, И по сигналу этому войска Всевышнего, произведя маневр, Сомкнулись в четырехсторонний строй, Неодолимую образовав Гигантскую фалангу. Легионы В блистанье, молча, двинулись вперед Под музыку, вселявшую в сердца Геройский пыл - за Бога постоять И за Мессию; возглавляли рать Вожди богоподобные. Ничто Походного порядка не могло Расстроить: ни скалистые хребты, Ни узкие ущелья, ни леса, Ни реки, ибо стойкие полки Над почвой проносились высоко; Опорою стремительным стопам Служил послушный воздух. Точно так, Адам, к тебе летел через Эдем На крыльях, вереницей, птичий род, Дабы ты имена им всем нарек. Так легионы Ангелов неслись В просторах Неба, много областей Минув обширных; каждая из них Десятикратно больше всей Земли. Внезапно, пламенея вдалеке, Огнистая явилась полоса, Полночный опоясав небосклон Из края в край, как некий ратный стан. Приближась, можно было различить Лучистый ощетинившийся лес Бессчетных дротов и сплошную стену Сплоченных шлемов, множество щитов С кичливыми гербами; то войска Соединенные бунтовщиков, Как буря, под началом Сатаны Спешили, помышляя в тот же день Святую Гору захватить врасплох Иль в битве покорить и на Престол Господень самозванца возвести, Завистника, что нагло притязал На Царство Божье. Но на полпути Пустою оказалась их мечта, Хоть странным представлялось нам сперва Сраженье Ангелов между собой, Неистовая, дикая вражда Тех самых Ангелов, что так нередко, На празднествах блаженства и любви, Согласным хором пели гимны в честь Великого Монарха, как сыны Единого, Небесного Отца. Но вот раздался боевой призыв, И приступа многоголосый вопль Все мирные раздумья заглушил. На колеснице солнечной, как бог, Отступник, превышая всех своих, Величье идольское воплощал, Отрядом Херувимов окружен Горящих и оградой золотых Щитов; но вот он с пышного сошел Престола; оба воинства теперь Лишь малой полосой разделены (Ужасный промежуток!), и ряды Враждебных армий, противостоя Одни другим, образовали фронт Свирепый, устрашающей длины. Пред сумрачным полком передовым, Пока побоище не началось, Широким, гордым шагом, в золотых Доспехах и алмазных, Сатана Прошел, гигантской уподобясь башне. Нет! Зрелища такого Абдиил Не мог снести. Среди храбрейших он Воителей стоял и был готов К деяниям геройским. Поверял Свое он сердце доблестное так: "- О Небо! Сколь похож на божество Презревший верность и забывший долг. Зачем не изменяют сила, власть Предателю, что изменил добру, И дерзкий не становится всегда Слабейшим, хоть на вид неодолим? Но с помощью Всесильного хочу Я ныне силу испытать Врага, Как прежде в словопренье испытал Его порочный, лицемерный ум. Не должно ли, чтоб одержавший верх, В словесной битве правду отстояв, Вдобавок и оружьем победил, И в двух сраженьях одержал победу? Хотя постыдна и дика борьба Меж разумом и силой, тем верней, Тем справедливей разума успех!" Размыслясь, Абдиил покинул ряд Соратников и выступил вперед; Он встретился на полпути с Врагом Отважным, разъярившимся вдвойне, Поскольку осознал, что упрежден Противником; но стойкий Серафим На бой бесстрашно вызвал Сатану: "- Гордец! Не ты ли встречен? Возмечтал Ты, без препон, желанным овладеть, Застать неохраненным Божий Трон, Покинутым из страха пред твоим Оружьем иль могуществом речей Твоих. Как не помыслил ты, глупец, Сколь безрассудно угрожать мечом Всесильному, который может вмиг, Создав неисчислимые войска Из крох наимельчайших, одолеть Твое безумье или мановеньем Десницы вседостижной, без нужды В помоге, самолично, в бездну тьмы Тебя, с твоими ордами, швырнуть! Но путь измены выбрали не все; Нашлись такие, что любовь к Творцу И верность предпочли; не ведал ты О них, вообразив, ч
Джон Милтон: КНИГА СЕДЬМАЯ СОДЕРЖАНИЕ По просьбе Адама Рафаил повествует: как и для чего сотворен этот мир. По низвержении Сатаны и Аггелов его Бог сообщает о Своей воле: создать другой мир и иные существа для его заселения. Он посылает Сына Своего со славою и в сопровождении Ангелов. Труд творения совершается в шесть дней. Ангелы прославляют в гимнах дело рук Творца и возвращение Его на Небеса. Урания! - воистину ли так Зовешься ты,- с Небес ко мне сойди! Я взвился над Олимпом, вдохновлен Твоим волшебным голосом; парил Пегаса крыл превыше. Суть зову Твою - не имя; не принадлежишь Ты к девяти Каменам, не живешь, Неборожденная, на высоте Олимпа древнего, но прежде гор Возникновенья, прежде, чем ручьи И реки заструились, ты вела Беседы с вечной Мудростью, сестрой Твоей; ты пела гимны вместе с ней Пред ликом Всемогущего Отца, Небесным, пеньем слух его пленив. Тобою вознесенный, гость земной, Дерзнув проникнуть в Небеса Небес, Я эмпирейским воздухом дышал, Который ты смягчала; но теперь Ты столь же невредимо низведи Меня к родной стихии, чтоб с коня Крылатого, безуздого, не пал, Как некогда Беллерофон на поле Алейское (хоть с меньшей вышины Низвергся он), чтоб не скитался я Покинутый, не ведая, куда Направить страннические стопы. Осталось половину мне воспеть, Но в более стесненных рубежах, Доступной обозренью сферы дней. Здесь, на Земле, и не дерзая взмыть Над полюсом недвижных звезд, могу Петь смертным голосом. Я не охрип, Не онемел, хотя до черных дней, До черных дней дожить мне довелось. Я жертва злоречивых языков, Во мраке прозябаю, средь угроз Опасных, в одиночестве глухом. И все же я не вовсе одинок: Меня ты посещаешь в час ночных Видений или розовой зарей. Урания! Всегда руководи Моею песней; для нее сыщи Достойных слушателей, пусть немногих! Но вопли Вакха и его друзей, Разноголосье варварское прочь, Подале отгони, весь этот рев Нестройный обезумевших ватаг, В Родопе растерзавших на куски Певца фракийского; леса и камни В безмолвном восхищении певцу Внимали, но дикарский крик толпы И голос и кифару заглушил, А сына Муза не могла спасти. Не оставляй молящего тебя О помощи! Ты Небом рождена, А та лишь призраком была пустым. Скажи, богиня: что произошло, Когда примером грозным остерег Приветливый Архангел Рафаил Адама и поведал о судьбе Отступников, чтоб не постигла казнь Тождественная - Праотца людей И все его потомство, если он Отведает запретного плода, Единственную заповедь презрев, Которую нетрудно соблюсти При столь великом выборе услад На всякий, самый изощренный вкус. Адам с женой, дыханье затаи, Внимали в изумленье, глубоко Задумавшись над сказом о делах Возвышенных и странных, и почти Для них непостижимых: о вражде На Небесах, о яростной войне В соседстве с Божеским мироволеньем, Хотя врагами вызванное зло, С блаженством несовместное, назад Отброшенное, как морской прибой От берегов, обрушилось на тех, Кто, взбунтовавшись, породил его. Адам сомненья вскоре подавил; Услышанное разожгло в душе Желание, безгрешное пока, Обширней о предметах разузнать, К нему ближайших: как сотворены Земля и небо - зримый этот мир? Когда возникли? из чего? зачем? И что в Эдеме или вне его Свершалось до того, как сам себя Адам сознал? Так, жажду утолив, Мы взором провожаем бег струи, Журчащей влажно, и опять хотим Испить воды; подобно Пращур наш К Посланцу Неба обратился вновь: "- Неслыханные тайны ты открыл Великие; поведал о вещах, Доселе неизвестных на Земле, Небесный вестник, Господом благим Ниспосланный, дабы предупредить О гибели, могущей нас постичь Но нашему незнанью, о беде, Которую умам людским невмочь Предвидеть. Мы обязаны вовек Безмерной благодарностью Добру Безмерному; завет Его приняв, Торжественной присягой подтвердим Решенье наше: верно пребывать В Его верховной воле; в этом цель И смысл мы полагаем бытия. О том, что превышает разум наш, Но, в силу усмотренья Высочайшей Премудрости, на пользу нам пойдет, Ты в назидание благоволил Поведать. Удостой же снизойти, Иное разъяснив, что может быть Не менее полезным: как возник Столь отдаленный, зримый небосвод, Подвижными огнями без числа Украшенный? Как воздух сотворен Податливый, широко разлитой, Что, наполняя из конца в конец Пространство, обтекает весь простор Земли цветущей? Почему Господь В Своем святом покое восхотел Так поздно к созиданью приступить Средь Хаоса первичного? Когда Творенье начал? Скоро ль завершил? Ответствуй мне, затем что вопрошаю Не для того, чтоб тайны разгадать Извечного владычества Творца, Но чтоб творенью возгласить хвалу Тем большую, чем больше я о нем Узнаю из рассказа твоего! Остался долгий путь светилу дня Великому, хотя и на закат Оно склоняется, но сдержит бег, Твой голос, мощный голос услыхав, Дабы узнать о собственном начале, О том, как вся Природа родилась Из тьмы безвидной. Если же Звезда Вечерняя с Луною заодно Пожалуют, в беседе пожелав Участие принять,- Ночь приведет Молчание, а Сон, рассказу внемля, Пребудет бодрственным, иначе мы Его сюда не впустим до поры, Когда, твою прослушав песнь, тебя Проводим на рассвете, пред зарей!" Высокого он гостя так молил, И боголикий Ангел дал ответ: "- Исполню я смиренную твою Вторую просьбу. Но какой язык, Какие Серафимские слова Способны Всемогущего труды Достойно выразить и описать? Людское сердце может ли вместить Понятие о них? Но все, что ты Усвоить в состоянье, что Творца Умножит славу, твоему служа Благополучью, скрытым не должно От слуха твоего остаться. Мне Дано веленье свыше: в меру сил Твоих в границах неких утолить Пытливость; но границ не преступай И от последующих воздержись Вопросов; не мечтай своим умом О сокровенных таинствах узнать, Которые невидимый наш Царь Всеведущий навечно схоронил Во мраке непроглядном, никого На Небе и Земле не допустив К познанью этих таинств. Все же Бог Дозволил предостаточно вещей Тебе исследовать и разуметь. Но знанье - словно пища, и нельзя Вкушать его чрезмерно, ибо ум Избытка не приемлет; вредный груз, Отягощая душу, обратит В безумье мудрость, как зловонным ветром Излишняя становится еда. Узнай! Когда был свергнут Люцифер (Так называй того, кто в Небесах Средь Ангелов блистательней сиял, Чем оная звезда средь прочих звезд), Когда объятый пламенами, он Со всеми легионами летел Сквозь бездну, прямо в Ад,- Великий Сын Вернулся во главе Своих святых С победой. Всемогущий Бог-Отец Предвечный, озирая с высоты Престола эти сонмы, произнес, К возлюбленному Сыну обратясь: "- Завистник обманулся, возмечтав, Что примут все участье в мятеже, Им поднятом; что при подмоге войск Несметных он твердыней завладеть Возможет неприступной, Божества Верховного жилищем. Он прельстил Изменой многих; им на Небе нет Отныне места. Но как вижу - верных Осталось много больше; Эмпирей В достатке населен, и есть кому Небесными краями управлять Обширными, стекаться в этот храм Священный для служений и торжеств, Обряды достодолжные блюдя. Но чтобы Враг не утешался злом Содеянным, безумно возгордясь, Что Небо разорил он и ущерб Мне якобы нанес, Я рассудил Урон восполнить, если можно счесть Уроном уронившее себя По воле собственной. Я мир другой Мгновенно сотворю; от Человека Неисчислимый род произведу, Назначу там до срока обитать, Пока, возвысясь, множеством заслуг И послушаньем долгим искушен, Не внидет в Эмпирей, дабы навек Там обретаться. В Землю Небеса Преобразятся, в Небеса - Земля, Единым царством нерушимым став Блаженства и согласья без конца. Вы, Ангельское Воинство! Пока Живите вольно,- вам заданья нет; А ты, Мой Сын возлюбленный и Слове Мое, Ты мирозданье сотворишь! Речешь, и да свершится! Я Тебе Даю Мое могущество и Дух Всеосеняющий. Иди, вели, Чтоб стала бездна небом и землей, В начертанных Тобою рубежах. Безбрежна бездна, и в пространстве нет Ни меры, ни границ, ни пустоты. Я - Сущий; бесконечность Мной полна; Всесильна власть Моя, но Сам в Себя Я волен возвращаться; благодать Не всюду простираю, в творю Иль не творю - свободно, как хочу. Случайность и равно - необходимость Ко Мне не приближаются; судьба В Моей лишь воле вся заключена!" Всемощный рек, и Слово, Божество Сыновнее, веление Отца Осуществило, времени быстрей, Быстрей движенья. Слово Божье вмиг Делами обращается. Нельзя Сие поведать языком людским, Не растянув рассказа, чтоб возмог Его усвоить смертный Человек; С великой радостью и торжеством На Небесах услышана была Господня воля. "- Слава,- пели мы,- Всевышнему! Вовек благословен Грядущий род людской! Да обретет Его обитель мир! Хвала Тому, Чей правый гнев изменников изгнал От Лика Своего и от жилищ Святых и верных! Слава и хвала Тому, Кто зло преобразил в добро Премудростью Своей, Кто лучший род Решил создать на смену Духам зла, Дабы Господня благость разлилась Во всех мирах и на века веков!" Так пели Иерархии. Меж тем Явился Сын, готовый совершить Великий подвиг; препоясан был Он всемогуществом; Его венчал Величия божественного блеск. Премудрость, беспредельная любовь,- Весь Бог-Отец был в Сыне воплощен. Близ колесницы реяли рои Несметных Серафимов, Херувимов, Властей и Сил, Престолов и Господств, Крылатых Духов сонмы, без числа, Бессчетный строй крылатых колесниц Из Божьей оружейной, где они Исконно мириадами стоят, При полной сбруе, меж двух медных гор, Всегда готовы к бегу в дни торжеств. Они самостоятельно теперь Вперед катились; ими изнутри Животворящий двигал Дух, стремясь Последовать за Господом своим. Вот Небо распахнуло широко С певучим звуком вечные Врата, На золотых вращая вереях, Чтоб Славы Царь, во всемогущем. Слове Своем и Духе,- властно приступил К созданью вновь являемых миров. Весь клир остановился на краю Небесной тверди. Бездна их очам Открылась безграничная; была Она мрачна, пустынна, и дика, И необъятна, словно океан Бушующий. Хребты огромных волн Пучина, изрыгнув из темных недр, Вздымала к Эмпирейским берегам И полюс перемешивала с центром. Всезиждущее Слово изрекло: "- Уймитесь, волны бурные! Смирись И ты, пучина! Кончен ваш раздор!" Сияя славой Отчей, Божий Сын На Херувимских крыльях полетел В глубь Хаоса, к несозданным мирам; И Хаос внял Ему. Небесный клир Сверкающий понесся вслед за Ним, Дабы миротворение узреть И чудеса могущества Творца. Вот, прекратив пылающих колес Вращенье, взял Он циркуль золотой,- Изделие Господних мастерских,- Чтоб рубежи Вселенной очертить И прочих созидаемых вещей; И, в центре острие установив, Другим концом обвел в кромешной тьме Безбрежной бездны - круг, и повелел: "- До сей черты отныне, мир, прострись! Твоя окружность и граница - здесь!" Так землю Бог и небо сотворил Безвидными, пустыми; тьма была Над бездною, но Божий Дух простер Жизнеподательно свои крыла Над влагой тихой, и в пучину влил Живительную силу и тепло, И в хляби жидкой осадил на дно Частицы черных, тартарных веществ, Холодных и враждебных бытию. Потом, распределив и сочетав Подобное с подобным, воздух вдул В просветы, в промежутки, и Земля, Подвешенная к центру своему, Сама уравновесила себя. "- Да будет свет!" - Господь сказал, и свет Эфирный, первородный воссиял Из бездны, квинтэссенцией чистейшей; С Востока изначального, сквозь мрак Воздушный, проплывал он, округлясь Лучистой тучей, и на должный срок В густом укрылся облачном шатре, Поскольку солнца не было еще. И увидал Господь, что свет хорош, И полусферой отделил его От темноты, и Днем его нарек, А имя Ночи придал темноте. И вечер был, и утро - Первый День. Не обошелся он без торжества И песнопений: Эмпирейский хор, Восточный свет узрев, когда впервые Во мраке он рождался, восхвалил День сотворенья неба и земли, Ликующим восторгом огласив Простор безмерный сферы мировой. Все Ангелы, на арфах золотых Играя, воспевали Божество, Творенье прославляя и Творца: Был вечер, было утро - Первый День. И Бог сказал: "- Да будет твердь меж вод И да разделит их!" - и создал твердь; Ее первичный воздух составлял Прозрачный, чистый, влажный элемент, Простершийся до крайних рубежей Вселенской сферы: прочный, верный свод, Меж горних вод и нижних. Ведь Господь Вселенную и Землю водрузил На тихих водах, что едва текут, Хрустальный образуя океан. Гремящий, бурный Хаос далеко Отвел Создатель, чтоб не погубить Соседством грубым новозданный мир. И Всемогущий Небом твердь нарек, И увидал, что это хорошо. Опять воспели Ангелы хвалу, И вечер был, и утро - День Второй. Уже Земля сложенье обрела, Но, как в утробе недозрелый плод, Была укрыта лоном вод; не зря Округлую поверхность омывал Безбрежный океан и, шар Земли Смягчая, теплой влагою поил Питательной, в броженье приводя Всеобщую родительницу - мать, Чтоб, соки животворные вобрав, Насытившись, она зачать могла. И Бог сказал: "- Да соберутся купно Все воды поднебесные, и пусть Возникнет суша!" В тот же миг из волн Пучины океанской вознеслись Громады гор. Их голые хребты Обширные коснулись облаков, А гребни островерхие - Небес; И сколь высоко поднялись кряжи, Столь низко опустились вширь и вглубь Расселины и впадины, открыв Уємистые русла, и туда Рванулись воды, весело бурля, С гористой суши скатывались вниз, Круглясь шарами, как в сухой Пыли Круглятся капли; некие из них От быстроты хрустальною стеной Вздымаются; другие же - летят, Образовав ряды прямых столпов. Стремительность такую придал им Глагол Господень. Как на звук трубы Спешат войска под сень своих знамен (Уже ты прежде слышал о войсках), Так водная стихия, разогнав За валом вал и за волной волну, С обрывов низвергается крутых Стремнинами и на равнинах плоских Спокойно разливается. Ничто Ее сдержать не в силах: ни холмы, Ни скалы; и прокладывает путь Она везде - и над и под землей, Змеиными извивами юлит И ложа промывает для себя В размокшем иле, что ее напору Покорно уступал, пока Творец Не повелел, дабы он сушей стал, Помимо русел, где до сей поры Струятся рек текучие стези. И сушу Бог Землей назвал тогда, А Морем - наибольший водоем; Увидел Бог, что это хорошо И молвил: "- Да Земля произрастит Зеленую траву и всякий злак, Дающий семена, и древеса, Обильно приносящие плоды, По роду своему и семенам, В Земле прозябнущим!" И стало так. Доселе неприглядная Земля, Нагая и пустынная,- травой Оделась нежной, вся зазеленев Приятно; разновидную листву Растенья развернули, зацвели, Пестрея красками и аромат Лия душистый, тешили Земли Рождающее лоно. Виноград Покрылся гроздами; среди плетей Ползучих вздулась тыква; поднялись Дружиною колосья на полях; Сплелись ветвями низкие кусты Курчавые; и статные стволы Деревьев, словно в пляске, наконец, Восстали, простирая ветви крон, Сплошь в завязях обильных и плодах. Холмы венчая, поднялись леса Высокие, и осенили дол Густые купы рощ, а берега Потоков окаймились молодым Кустарником. Подобной Небесам Земля отныне стала, для богов Обителью достойной, где всегда Бессмертным бы хотелось пребывать Иль посещать ее святой приют С любовью и отрадой. Хоть Земле Господь еще не посылал дождя, И Человека - пахаря еще Не создал Бог, но от сырых низин Туманы воспарились, увлажнив Росою грунт и созданное ныне Произрастанье каждое, пока Оно таилось в почве, каждый лист, Едва развившийся на черенке. Увидел Бог, что это хорошо, И вечер был, и утро - Третий День. И Бог сказал: "- На небесах да будут Светила, чтобы день отъединить От ночи, времена знаменовать, Года и дни! Лампадами они Да будут, освещают шар земной С небесной тверди, следуя Моим Определениям!" И стало так. Великих два светила создал Бог, Великих, по их пользе Человеку; Владычит большее светило днем, А ночью меньшее, попеременно. Он создал звезды, в небе укрепил, Велев светить и править чередой Ночей и дней, деля от мрака свет. И на Свое творенье Бог взглянул И увидал, что это хорошо. Он Солнце первым из небесных тел,- Огромный шар и темный, до поры, Из вещества эфирного свершил; Потом - шарообразную Луну И звезды всевозможных величин, Усеяв, словно пашню, небосвод; И свет извлек из кущи облаков И поместил значительную часть На солнечный, дотоле темный шар И пористый, дабы он мог всосать Струистый свет и пропитаться им; А задержанью солнечных лучей Споспешествует плотность вещества Достаточная. Этот шар - чертог Великий блеска; из него теперь Светила черпают потребный свет Сосудами златыми; здесь рога Планета утренняя золотит; Здесь россыпи неисчислимых звезд Заимствуют окраску, отразив Сверканье Солнца, множа малый блеск Природный свой, но кажутся глазам Людским - преуменьшенными, затем Что от Земли безмерно далеки. Впервые на Востоке вознеслась Лампада дивная - Владыка дня; Сияньем лучезарным окоем Широко озарив, пустилась в путь, Ликуя, по назначенной тропе Небесной, а Плеяды и Заря Кружились в хороводе и, вождю Предшествуя, приятное вокруг Неяркое мерцанье изливали; А менее блестящая Луна На Западе помещена была, Точь-в-точь напротив Солнца, и оно, Как в зеркало, в ее округлый лик Глядится и дарует свет Луне, Так расположенной, что ей другой Не нужен свет. До вечера хранит Она все ту же дальность; на оси Небесной обернувшись, в свой черед, Восходит на Востоке, воцарясь В ночи, а с нею тысячи светил Не меньших, мириады мириад Блестящих звезд, ночную полусферу Осыпавших, подобно огонькам. Так небо в первый раз разубралось Лампадами, которым восходить И заходить поведено Творцом. И вечер был, и утро - День Четвертый. И снова Бог сказал: "- Пучина вод Да пресмыкающихся породит, Обильных семенем живые души! Да воспарят над сушей, в небесах На крыльях птицы!" И творящий Бог Китов огромных создал и извел Из хлябей влажных всяческую тварь Ползучую по их родам; и птиц Пернатых, всяческих, по роду их Бесчисленно Он создал, и, узрев, Что это хорошо, благословил Творение Свое и молвил так: "- Плодитесь, множьтесь, воды наполняйте В морях, озерах, реках и ручьях! Вы, птицы, размножайтесь на земле!" В морях и океанах в тот же миг, В проливах, бухтах, заводях - мальки Несметно закишели; стаи рыб Возникли в толще изумрудных волн, Скользнули, плавниками шевеля, Сверкая чешуей; в иных местах Толпятся, отмели образовав Средь моря; в одиночку, а порой Объединись, пасутся, ищут корм Средь водорослей, и, шныряя там, Теряются в коралловых лесках, Играют, и одеждой водяной Чешуйчатой, в накрапе золотом, Молниевидно блещут на свету. Другие же - спокойно пищи ждут, В перловых раковинах затаясь, А третьи - под утесами, броней Покрытые, подстерегают жертв. Тюлени и горбатые дельфины Резвятся на поверхности морей; Иные великаны иногда Настолько неуклюже-тяжелы, Что их тела, ворочаясь в воде, Вздымают белопенную волну; А величайшее из всех существ,- Левиафан, подобно цепи гор, Лежит на глубине, на самом дне, Объятый сном; когда же он плывет - Подвижной сушей кажется; дыша, Вбирает море жабрами и вновь Выталкивает хоботом. Меж тем В пещерах теплых и на берегах, В болотах неисчетный птичий род Проклевывается из тех яиц, Что трескаются в надлежащий срок, Достаточно согретые; из них Бесперые выводятся птенцы, Но вскоре оперяются, крыла К полету ширят и, взмывая ввысь, Презрительно глядят сквозь облака На прах земной. Здесь аист и орел На скалах и на кедрах гнезда вьют; Иные птицы в воздухе парят В привольном одиночестве; другие, Смышленые, общинами сойдясь И строясь в правильные косяки, Совместно пролагают путь себе И, зная годовые времена, Воздушным караваном над землей И морем пролетают, облегчив Себе дорогу дружным взмахом крыл. Так ежегодно странствует журавль Разумный, вместе с ветром уносясь, И воздух расступается пред ним, Волнуемый бесчисленным пером. Не покладая крыльев, хор пичуг Порхает меж ветвей и веселит Леса до сумерек, а соловей Торжественный свою заводит песнь Сладчайшую, всю ночь не умолкая. Иные - моют пуховую грудь В серебряных озерах и прудах. Так, шею горделиво изогнув Меж белых крыл, что, словно царский плащ, Окутывают стан, легко скользит Державный лебедь, чуть колыша гладь, И лапами, как веслами, гребет; Но зачастую влажную стихию Он покидает, взвившись в вышину На мощных крыльях,- в средние слои Воздушные. Надежно по земле Ступают прочие: таков петух Гребнистый, оглашающий часы Молчанья трубным звуком; такова Другая птица с радужным хвостом, Усеянным созвездьями очей. Вот рыбами стихия вод полна, А воздух - птицами. И вечер был, И утро, и прославили Творца И все Его деянья; Пятый День. И День Шестой творенья наступил, Последний, при вечернем звоне арф И утреннем. И повелел Господь: "- Живые души да произведет Земля: скотов, и гадов, и зверей Земных, по роду их!" И стало так. Земля повиновалась, лоно вмиг Плодущее раскрыв, произвела Живых несметных тварей - развитых И совершенных видом; их тела И члены были сложены вполне. Из недр подземных, словно из берлог, Явился дикий зверь лесных трущоб, Жилец дубрав дремучих и пещер; Попарно звери встали меж дерев И разминулись по местам своим. По луговинам, пожням и полям Шагал неспешно травоядный скот Особняком и малыми гуртами; Другие же, объединясь в стада Обширные, на пастбищах брели, Поскольку скопом их, в большом числе, Земля производила. Из бугра Рождающего выпростался лев До половины; лапами скребя, Он туловища остальную часть Освободил при помощи когтей И, вырвавшись, как будто из оков, Косматой, рыжей гривой стал трясти. Кротам подобно, ирбис, леопард И тигр, буграми почву разбросав, Карабкаются из глубоких нор; Из-под земли ветвистые рога Олень проворный кажет; бегемот, Крупнейшая из тварей земнородных, Из вязкой формы глиняной с трудом Освобождает непомерный груз Своих телес огромных; как ростки, Над почвой овцы с блеяньем взошли Курчаворунные; гиппопотам И крокодил чешуйчатый возникли, Колеблясь между сушей и водой. Единовременно черед настал Для пресмыкающихся, для червей И насекомых; крылья-веера Прозрачные и гибкие раскрыв, Красуясь летней роскошью одежд, В накрапе изумрудном, золотом, Лазурном и пурпуровом, что сплошь Их маленькие тельца испестрил, Они в полет готовы; длинный след Извилистый проводят по земле Иные длинным туловом своим. Не все они к мельчайшим существам Относятся, и многие из них - Из рода змей - разительной длины И толщины, ползут, свиваясь в кольца, И обладают крыльями. Сперва Явился бережливый муравей Заботливый; хоть мал его объем, Но сердце в муравье заключено Великое. Он множество племен В единую семью совокупил И равенства правдивого пример Со временем, быть может, вам подаст. За ним явился рой прилежных пчел, Что скармливают сладкую еду Супругу-тунеядцу и хранят В ячейках восковых душистый мед. Несметны твари прочие, тебе Знакомые; ты имена им дал И повторять их вовсе нет нужды. Тебе небезызвестен также Змий, Лукавейший из тварей полевых, Порою медноглазый, с гривой страшной, Огромный, но покорный: он вреда Не может никакого причинить. Сияли в полной славе небеса, Катясь по неизменному пути, Как Перводвижитель предначертал, Вращение придав Своею дланью. Уже благоустроенный вполне, Любовно улыбался шар земной, В убранстве пышном. В воздухе, в воде И на земле - насельников не счесть Летающих, плывущих и ходящих, Животных, птиц и рыб. Но День Шестой Не завершен, и не было еще Созданья наилучшего, венца Творения, отличного от всех, Поникших долу, низменных скотов, Но одаренного хребтом прямым, Походкой стройной, поднятым челом И разумом священным; существа, Осознавать способного себя, Другими тварями повелевать, И, дух в себе великий ощутив, Общаться с Небом, и благодарить За все Его даренья, и к Нему Молитвенно и голос, и глаза, И сердце устремлять, боготворя Всевышнего, и возносить хвалу Творцу за то, что эту создал тварь Владыкой прочих тварей. И Отец Предвечный, Всемогущий (где же нет Его присутствия?) проговорил Такое слово Сыну Своему: "- По нашему подобью Человек И образу да будет сотворен! Да будет властелином рыб морских, Небесных птиц, и полевых зверей, И пресмыкающихся по Земле!" Изрек и сотворил тебя, Адам, О Человек! О прах земной! И вдул Дыханье жизни в ноздри. Создан ты Воистину по образу Творца, Его подобьем подлинным, и стал Живой душой. Ты сотворен как муж, А Ева - как жена сотворена, Дабы расплеменился род людской. И человечество благословил, Создатель всемогущий и сказал: "- Плодитесь, множьтесь, наполняйте Землю, Владейте ею! Вам даны во власть Морские рыбы все, и птицы все Небесные, и вся живая тварь Земная! С места, где ты создан был, В то время - безымянного, Господь Тебя,- ты это знаешь,- перенес В прекраснейшую рощу, в дивный сад, Где услаждают зрение и вкус Деревья Божьи; пищею тебе Назначены их смачные плоды. Землей рождаемые, здесь растут Все разновидности, им нет числа, Но Древа, плод которого дает Познание Добра и Зла, не смей Касаться, ибо вкусишь и умрешь; Такая кара определена За это. Берегись и обуздай Свои желанья, да не завладеет Тобою Грех и Черный спутник - Смерть, Сопровождающий повсюду Грех! Господь, миротворенье завершив, Окинул взглядом созданное Им И увидал, что это хорошо. И вечер был, и утро - День Шестой. Работая не покладая рук И после окончания трудов Неистомленный, удалился Бог На Небеса Небес, в Свою обитель Высокую, желая с вышины Престола новозданный мир узреть, Расширивший владенья Божества, И оценить, сколь верно воплощен В его достоинстве и красоте Величественный замысел Творца. Вознесся Он средь кликов торжества И благозвучья Ангельского арф Тысячезвонных (ты их слышал сам И помнить); песне вторил небосвод И все созвездья, и, остановясь, Планеты ей внимали, затаив Дыхание, пока блестящий клир, Ликуя, подымался в Эмпирей. "- Отверзьтесь, вековечные врата! - Гремела песнь.- Отверзьте, Небеса, Свои живые створы, да грядет И внидет в них Создатель, увенчав, Со славой, шестидневные труды Миротворенья! О, врата! Отныне Вы часто отверзайтесь, ибо Он Благоволит нередко посещать Жилища праведников, слать гонцов Крылатых, приносящих людям весть О Вышней милости". Так, воспарив, Блестящий пел синклит. Свой путь прямой, Сквозь Небеса, открывшие портал Блистающий, направил Божий Сын К святому обиталищу Отца,- Пространную, широкую стезю, Усыпанную прахом золотым И звездами мощенную; точь-в-точь Таким ты видишь ночью Млечный Путь, Подобный опояске круговой, Усеянной обильной пылью звезд. Вот на Земле, в Эдеме, в должный срок Седьмой, священный, вечер наступил И Солнце закатилось; полумрак Дохнул с Востока, предвещая ночь, Когда на вышину Святой Горы, Где Божества незыблемый Престол Державный, утвержденный на века, Воздвигнут нерушимо, вознеслось Могущество Сыновнее, воссев С Отцом Великим рядом, ибо Он, Не покидая Трона (таковы Явленья вездесущности Творца), Миротворением повелевал, Невидимо присутствуя при нем, Как всех вещей Начало и Конец. Опочивая от Своих трудов, Он День Седьмой теперь благословил И освятил,- отдохновенья День От всех Господних дел; но проведен Сей день отнюдь не в тишине святой; Не почивала арфа, и тимпан, И флейта праздничная ни на миг Не умолкали. В сладкозвучный лад Сливался инструментов нежный звон Золотострунный, вызванный перстами, С многоголосым пеньем хоровым И гимнами отдельных голосов. От золотых кадильниц фимиам, Струясь, обитель Божью укрывал Клубами облаков. Небесный клир Творение и шестидневный труд Создателя, в восторге, так воспел: "- Прославлен, Иегова, ты в делах Твоих, во всемогуществе Твоем! Чья мысль Тебя вместит? Какая речь Способна о Тебе повествовать! Ты, возвратившись, более велик Теперь, чем в день победы над ордой Гигантских Ангелов; Ты был тогда Прославлен молниями, но творить Почетнее, чем созданное рушить. Кто в силах покуситься, мощный Царь, На власть Твою? Кто в силах завладеть Державою вселенской? Ты легко Надменные надежды ниспроверг Врагов и нечестивый их совет, Когда они мечтали умалить Величье Божества, несметный сонм Поклонников отторгнув от Него. Кто алчет унижения Творца, Тот, вопреки хотенью своему, Лишь вящему послужит проявленью Могущества Всевышнего. Ты зло Во благо обращаешь, и о том Свидетельствует новозданный мир, Второе Небо, что невдалеке От Врат Небесных, на глазах у нас, Ты сотворил, воздвиг и основал На чистом гиалине - на хрустальном Прозрачном океане. Создал Ты Простор, почти безмерный, полный звезд,- Миров, которые когда-нибудь Возможно, ты захочешь населить, Но лишь Тебе известны времена Твои. Среди бесчисленных миров Людское обиталище - Земля - Находится, и нижний океан Приют людей прекрасный омывает. Трикраты осчастливлен Человек И все его сыны, которых Бог По Своему подобью сотворил И образу, и высоко вознес, Жильем назначил Землю им; от них Лишь почитанья требуя, владеть Дозволил всеми тварями воды, Земли и воздуха и множить род Святых и праведных Господних слуг. Блаженны люди трижды, осознав Свое блаженство, в правде утвердясь!" Так, восклицая "Аллилуйя!", пел В Небесной выси Эмпирейский хор. Так был отпразднован Субботний День. Я жажду знанья утолил твою, Подробно рассказал, как ты желал, О сотворенье мира, о начале Вещей, о том, что было до тебя, До памяти твоей, дабы ты мог Потомству эту повесть передать. Но ежели о чем-нибудь еще, В пределах, разрешаемых уму Людскому, хочешь ведать - вопрошай!" КНИГА ВОСЬМАЯ
полная версия страницы